Решительное намерение главы «Газпром-Медиа» М.Ю. Лесина разобраться с радиостанцией «Эхо Москвы» и ее главным редактором, кавалером А.А. Венедиктовым, повергло целевую аудиторию «Эха» в сильное уныние, поскольку Лесин пользуется репутацией мужчины серьезного. «Мы не шутки пришли шутить» (С).
В понятном беспокойстве приверженцы «Эха» стали говорить много всякого, чего вообще-то говорить вряд ли следовало. Например, угрозы «Он (А.А. Венедиктов. — М.С.) очень много знает всяких интересных вещей, о которых в силу, скажем так, хорошего воспитания, не рассказывает в эфире. Но ведь может в какой-то момент и рассказать».
Знает кавалер ужасные, губительные тайны, касающиеся важных лиц, или не знает — не беремся судить, но заметим, что угрозы шантажом — «я-де порасскажу (вар.: «он-де порасскажет») про вас всю правду», — не произносятся на публику по одной простой причине. Если бы даже властные злодеи колебались в своем решении — то ли решительно упромыслить, то ли оставить в прежнем виде, — публичные угрозы такого рода не оставляют им другого выбора. «Отступили — значит, тайны и вправду есть, и тайны страшные», — после чего остается только не отступать. Шантаж любит тишину, и жаль, что доброхоты А.А. Венедиктова этого не знают, хотя и невелика мудрость.
Вряд ли удачна и другая линия защиты «Эха» с использованием авторитета великого князя Андрея Владимировича, в начале 1917 года так рассуждавшего о возможном роспуске Думы с ее Прогрессивным блоком: «Конечно, Дума — дрянь, но разогнать ее нельзя, как нельзя безнаказанно зашить задницу ввиду ее смрадности. Все организмы должны иметь выходы — и физиологические, и государственные». С тем, что мудрость великого князя рисует не самый приглядный образ радиостанции, положим, еще можно смириться, поскольку аргумент этот не для друзей, а для врагов свободы, которые и сами считают «Эхо» довольно смрадным. Смысл довода не в том, чтобы убедить власти в благоуханности «Эха», но в том, чтобы показать, что ликвидация СМИ, которое они считают смрадным, властям дорого обойдется.
Однако великий князь не вполне прав в своем сравнении свободолюбивого института с ж…й. Если лишить биологический организм возможности избавления от ненужностей, это приведет к гарантированному летальному исходу — правило, не знающее исключений. С общественным организмом более сложно. Иногда действия власти по упромысливанию парламента или оппозиционной газеты приводят к крушению этой власти, а иногда не приводят. Июльская революция 1830 года во Франции началась с издания министерством Полиньяка ордонансов о печати, после чего не стало ни Полиньяка, ни старшей ветви Бурбонов. Напротив, 2 декабря 1851 года («Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта») разгон парламента и упромысливание свободолюбивой прессы — типическое зашивание задницы по терминологии Андрея Владимировича — ни к чему такому не привело, и Луи Бонапарт правил страной еще 19 лет. В январе 1917 года, возможно, уже было поздно разгонять IV Думу, но 3 июня 1907 года II Дума была разогнана («Третьеиюньский переворот») — и ничего. Ça dépend, и общих, безусловных правил тут нет.
То же самое встречаем и применительно к отечественным газетам. «Биржевые ведомости» были крайне свободолюбивым изданием кадетской направленности (в 1905 году «Биржевка» даже переименовывалась в «Свободный народ»), но царизм был бессилен закрыть голос биржи (при том, что газета была царизму весьма неприятна), и закрытие состоялось только в декабре 1917 года уже при большевиках, которым было совершенно чуждо чувство благодарности к тем, кто прокладывал им путь к власти. Можно сравнить это в общем-то беспечальное существование «Биржевки» со злоключениями ленинской «Правды».
Первый номер ее вышел 5 мая 1912 года, после чего газету неоднократно закрывали, и она выходила под всё новыми названиями: «В 1913 году — «Рабочая правда» (13 июля – 1 августа), «Северная правда» (1 августа – 7 сентября), «Правда труда» (11 сентября – 9 октября), «За правду» (1 октября – 5 декабря), «Пролетарская правда» (7 декабря 1913 года – 21 января 1914 года), «Путь правды» (22 января – 21 мая 1914 года), «Трудовая правда» (23 мая – 8 июля). 8 июля (21 июля) 1914 года, перед началом Первой мировой войны, газета была запрещена окончательно». Несколько напоминает борьбу Роскомнадзора с «Гранями.ру» и интернет-дневником А.А. Навального.
Причем сходство не только в ленинской хитрости — ты его в дверь, а он в окно. Сходство еще и в безразличной реакции общества хоть на зашивание «Правды», хоть на зашивание «Граней» и А.А. Навального.
Причина в сильной эзотеричности вышеупомянутых СМИ. «Биржевку», как когда-то неподцензурный «Колокол», читала не только целевая аудитория (впрочем, достаточно широкая), но и царские сановники и даже сам государь император. Возможно, без особого восторга, но читали. Это были газеты влияния, обслуживавшие не только верных-праведных, но и значительно более широкий круг читателей, в том числе и властных. Что и обеспечивало им более или менее спокойное существование. Когда влияние распространяется не только на безусловно своих, но и на совсем не своих, закрыть газету достаточно трудно — если только ты не твердокаменный большевик. Фраза Александра II «Скажите Герцену, чтобы он не бранил меня, иначе я не буду абонироваться на его газету» говорит о том, что твердокаменным большевиком он не был.
Иное дело с изданиями эзотерическими, то есть окончательно окуклившимися и превратившимися в уникальную журналистскую секту, обслуживающими узкий круг революционеров, которые страшно далеки от народа, а также и от власти. Зашивание такой задницы — если властям придет в голову желание — может быть для начальства вполне беспоследственно. Позвали серьезного мужчину Лесина — и все-то дела.
Беда кавалера А.А. Венедиктова в том, что окукливание «Эха» в последнее время шло стремительным домкратом, что не полезно в смысле безопасности и беззаботности. Впрочем, всегда можно по примеру В.И. Ленина создать «Трудовое Эхо», «Пролетарское Эхо», «Путь Эха» и т.д.
