Решение присудить Нобелевскую премию мира 2014 года двум уроженцам Индостанского полуострова, мало известным за его пределами — 17-летней Малале Юсуфзай и 60-летнему Кайлашу Сатъярхи «за борьбу против притеснения детей и молодежи и за право детей на образование» — у одних вызвало традиционные нарекания, «откуда, мол, и что за географические новости?», а у других традиционное равнодушие. «Премия уж не та, умерла, так умерла и что же об этом еще говорить».
Собственно, и в годы, когда премия пользовалась большим авторитетом, присуждение ее сталкивалось с двумя имманентными трудностями.
Первую сформулировал еще древнеримский вельможа Петроний в своем двустишии Consules fiunt quotannis et novi proconsules,// Solus aut rex, aut poeta non quotan nisnascitur — «Консулы и новые проконсулы являются каждый год, только царь или поэт не каждый год рождается».
Поскольку лауреат премии — это не дежурный магистрат, скорее он должен быть сопоставлен с царем или поэтом, то и трудности ежегодного выбора понятны. Впрочем, прежде Нобелевский комитет знал способ, как вести себя при такой трудности, когда ни царя, ни поэта не просматривается — просто не присуждать премию за данный год.
В списке нобелевских премий мира зияют лакуны не только в годы мировых войн — это-то вполне понятно, но и в годы относительно мирные, когда, однако, достойного деятеля не обнаруживалось. Правда, последним таким годом был 1972-й, после чего уже сорок лет с лишним каждый год с заслуженным кандидатом на лавры проблем более нет.
Почему, непонятно, но факт. Строго говоря, факт можно и назад переиграть, восстановив практику неурожайных годов, когда лауреат не уродился. В конце концов даже урожай яблок или грибов приходится не на каждый год, почему миротворцы должны быть более устойчиво плодовиты, чем яблоки, — непонятно.
А редкое, случающееся не каждый год будет более цениться, что по формуле omnia praeclara rara только повысит уважение к премии, которого последние годы явно не хватает.
Вторая причина в том, что если премии по физике, химии, медицине легче поддаются объективной оценке, то дело мира и свободы всегда — особенно в последнее время — неотделимо от орвеллианского принципа «мир — это война», «свобода — это рабство», во всяком случае привкус этого принципа всегда присутствует, что затрудняет объективный взгляд на миротворческие труды.
Наконец, и сам статут премии мира — «тому, кто внес наиболее существенный вклад в сплочение наций, уничтожение рабства или снижение численности существующих армий и содействие проведению мирных конгрессов» — довольно сумбурен.
Один из лауреатов этого года вроде бы подпадает под него, сообщается, что Кайлаш Сатъярхи содействовал уничтожению рабства в родной Индии, каким образом подпадает под него Малала Юсуфзай — вовсе непонятно.
Лауреат 2006 года бенгалец Мухаммад Юнус и вовсе получил премию за микрокредитование (по-русски — ростовщичество). Кроме того, что с равным основанием можно было бы и посмертно присудить премию старухе-процентщице Алене Ивановне, убитой Раскольниковым, непонятно в принципе, как ростовщичество способствует сплочению наций, уничтожению рабства etc.
С другой стороны, лауреат 2009 года Барак Обама («За огромные усилия по укреплению международной дипломатии и сотрудничества между народами») теоретически под статут подпадает — содействовал сплочению наций. Под что Обама подпадает практически — неудобно и сказать.
Уже — слава богу, лишь в порядке фантазии — можно вспомнить, как М.Б. Ходорковский в 2003 году обещал Кондолизе Райс, что, воссев на престол Московский, он отдаст США все российское ядерное оружие по сходной цене. Случись такое, последствия были бы очень, мягко говоря, неоднозначны, но под статут премии Ходорковский подпадал бы («за снижение численности существующих армий») — аксиос!
С таким статутом и такими кандидатами на премию норвежский Нобелевский комитет должен был бы или состоять из героев и полубогов, чтобы присуждать действительно премии мира, а не бог знает что, или предаться скромности и умножать неурожайные годы.
«Ну, случился недород лауреатов, что мы может сделать?»
Поскольку ни того, ни другого не наблюдается, имеем те премии, которые имеем. Опять же расширяем наши географические познания — и то хлеб.
