Даже и достаточно охлажденные российские наблюдатели, ничуть не пребывающие в ультрапатриотическом угаре и вполне имеющие в виду возможность компромисса с Киевом, в своих наблюдениях разводят руками от тяжелого иррационализма другой стороны. Для того чтобы дипломатия производила желаемое действие, в качестве необходимого первоначального условия нужно, чтобы потенциальный партнер жил все-таки в реальном мире.
Если он живет в мире горячечных иллюзий, если его вера в абсолютную благотворность европейского шляха несокрушима, если никакие грозные явления окружающей действительности — пикирование украинской валюты, пустая киевская казна, катастрофическое снижение уровня жизни, наступающая бестопливная зима etc. — не воспринимаются им с надлежащий серьезностью, ибо Запад с нами, Европа нам поможет и не сегодня-завтра явятся обещанные златые горы и реки полные вина, — тогда дипломатический диалог безнадежен, ведь не ведут его с человеком, находящимся под действием сильных препаратов. В этом случае остается предоставить потенциального партнера своей судьбе, заботясь только о том, чтобы в своей тяжелой неадекватности он нам не очень навредил. Когда люди дико безумствуют, что же еще остается, кроме как предоставить их своей судьбе.
При этом, однако, должно помнить, что наблюдаемая нами печальная картина есть результат практического применения в жизнь восточноевропейских идеалов посткоммунистического реформаторства. С ранних 1990-х годов политическая мысль была едина в том, что залог успеха трансформации — это соединение западной демократии с сильным национальным чувством. Ради того, чтобы, скинув с себя оковы коммунизма, оказаться равноправным членом в семье великой, семье вольной, новой, не жаль принести любые жертвы и испытать любые тяготы переходного периода.
«Еще подобно сообщество цивилизованных стран купцу, ищущему хороших жемчужин, который, найдя одну драгоценную жемчужину, пошел и продал всё, что имел, и купил ее». Или, как говорили в Китае, где в мае 1958 года 2-я сессия VIII съезда КПК одобрила курс «трех красных знамен», «Три года упорного труда — десять тысяч лет счастья!». Под этим лозунгом и был развернут так называемый Большой скачок.
Конкретная схема, при которой всё, что есть, продается ради одной драгоценной жемчужины (или того, что почитается за драгоценную жемчужину), может быть весьма различной. В странах Прибалтики (а затем и в Болгарии) ради жемчужины с методическим упоением уничтожалась промышленность, доставшаяся от предшествующего периода, а в Китае периода Большого скачка, где уничтожать было особенно нечего, напротив, в каждом дворе задувалась кустарная домна для выплавки чугуна.
Три года упорного труда, за которыми должны воспоследовать десять тысяч лет счастья — это тоже константа — сопровождались разжиганием ненависти к бывшему старшему брату, ненавистью, далеко превосходящей потребности хладнокровного макиавеллизма. Прямо зоологическое отношение киевского премьера А.П. Яценюка к москалям находит точное соответствие в таковом же отношении первого эстонского премьера М. Лаара к русским. Буйный антисоветизм в Китае тоже явился в период Большого скачка.
Дальнейший уровень счастья — от «бывает хуже» до совершенно катастрофического — сильно зависит от различных привходящих обстоятельств, но вкус переходного периода, то есть падение всего и вся, приправляемое в видах утешения лютой русофобией — это константа. Будь то пролетарии, штурмующие небо, будь то гуманитарии, будь просто бандеровцы. Идеологическая упаковка может быть различной, но клиническая картина одна и та же.
Штурм неба в сегодняшнем украинском исполнении — картина действительно малоаппетитная, но что заказывали, то и получили. Соединение национальной идеи с демократическими (лицензию на демократию выдают в новом обкоме) началами, как оно есть. Всё в полном соответствии со светлыми идеалами.
