Представьте себе не слишком счастливую супружескую пару, у которой есть постоянный повод для склок. Например, кто будет забирать ребенка из детского сада. В какой-то момент очередной спор из-за родительских полномочий перерастает в более громкий и затяжной конфликт с битьем посуды, переездом «жить к маме» и подачей на развод. И вот, когда возникает полная уверенность, что еще одна ячейка общества приказала долго жить, неуживчивые супруги вдруг садятся и, как ни в чем не бывало, начинают обсуждать, кто же из них все-таки заберет чадо из детсада.
Примерно такое ощущение могут вызвать российско-украинские «газовые» переговоры после того, как вот уже полгода термин «война» применительно к взаимоотношениям Москвы и Киева используется вовсе не для обозначения разногласий по поводу цены голубого топлива и своевременности платежей за него.
Впрочем, восприятие это весьма обманчиво. Сколь бы ничтожными и излишне приземленными теперь ни казались нюансы, связанные с газовыми поставками, их возобновление, на самом деле, не менее важно, чем, скажем, статус Донбасса или внеблоковость Украины.
И дело даже не в том, что многолетние перманентные стычки между «Газпромом» и «Нафтогазом» стали одним из экономических (хотя, безусловно, были и другие — геополитические, культурные и т.п.) катализаторов того кризиса, который вот уже несколько месяцев стоит в топах российских и украинских новостей.
За прошедшие полгода газ перестал быть ключевым инструментом воздействия России на Украину. Во-первых, в июне поставки прекратились вообще. А во-вторых, пророссийские вооруженные формирования в Донбассе наверняка доставляют Киеву намного больше хлопот, чем счета, выписываемые «Газпромом».
С другой стороны, после всего случившегося трудно предположить, что сейчас может быть более нужным для «склейки» Украины, нежели сравнительно недорогие энергоносители, позволяющие в том числе и минимизировать затраты по восстановлению разрушенных в ходе АТО юго-восточных регионов.
Причем в этом заинтересована не только администрация Петра Порошенко, но и опекающий ее Запад. По крайней мере, власти ЕС не могут не отдавать себе отчет, как дорого обходится европейской экономике вооруженный конфликт в центре континента, рискующий, помимо всего прочего, привести если не к изоляции одного из крупнейших поставщиков углеводородов, то к окончательному срыву его поставок.
Косвенным подтверждением тому служит упорное нежелание Брюсселя распространять санкции на «Газпром» и настойчивое стремление Еврокомиссии добиться «газового» компромисса между Москвой и Киевом.
Собственно, именно еврокомиссар по энергетике Гюнтер Эттингер и задал тон пятничным переговорам в Берлине, заявив, что «промежуточное решение» должно быть на них достигнуто. Как подчеркнул Эттингер, все стороны заинтересованы, чтобы ситуация не затягивалась до зимы.
Но сезонный фактор скорее повлиял на сговорчивость украинской делегации. Россиян больше могли мотивировать заметное снижение цен на нефть (к которым часто привязывают газовые котировки), планы Ирана выйти на европейский рынок голубого топлива и необходимость стабильного финансирования масштабных инфраструктурных проектов самого «Газпрома». (О заинтересованности последнего в восстановлении взаимоотношений с Киевом отчасти свидетельствует довольно жесткая реакция пресс-секретаря главы «Газпрома» Сергея Куприянова на пятничные же заявления руководства ЛНР о возможности прямых поставок топлива из России.)
Но что бы ни заставило Москву «скинуть» по $100 с тысячи кубов (а именно таков итог берлинских переговоров наряду со встречным обещанием Украины погасить долг в $3,1 млрд), при грамотной и аккуратной игре этот дисконт сулит не меньшие прибыли, чем те ценовые уступки, на которые «Газпром» пошел в мае ради подписания многомиллиардного контракта с Китаем. Тогда российский концерн получил нового крупного потребителя. Сейчас появился шанс вернуть потребителя старого, не столь крупного и крайне капризного, но всё же принципиально важного с точки зрения торговли с Европой.
И поскольку ЕС по-прежнему довольно сильно зависит от российского газа, грех не воспользоваться этой ситуацией для расширения пространства торга. Иными словами, добиться поддержки Брюсселя в разрешении коллизии вокруг статуса Донбасса и внеблокового положения Украины.
Кто-то, конечно же, усмотрит в такой линии рудимент старой доброй «политики газового вентиля». Но в свете происходящего последние полгода она выглядит далеко не самым большим злом.
Едва ли не единственный минус этого варианта — узкие временные горизонты. Вероятность дальнейшего падения цен на нефть (а следовательно, и на газ) и скорого выхода на европейский рынок Ирана (соответствующее предложение президент Исламской республики Хасан Роухани вновь озвучил на днях в беседе со своим австрийским коллегой Хайнцем Фишером) слишком высока, чтобы позволить России сколь угодно долго разыгрывать энергетические козыри.
Так что Эттингер был всё же прав, говоря о том, что сезонный фактор влияет на всех участников берлинской встречи.
