Не так давно по соцсетям распространялась информация о том, что группа гражданских активистов намеревалась провести в Новосибирске «Марш за федерализацию Сибири». Вдохновителями акции выступили преимущественно местные художники, а творческим людям свойственно играть провокативную роль. Они заставляют общество искать ответы на неудобные вопросы, чем способствуют иногда его развитию.
Несмотря на то что организаторы не выдвигали никаких сепаратистских лозунгов, но призывали лишь к развитию федерализма в духе сибирских областников XIX века, Роскомнадзор счел планируемое мероприятие экстремистским. Чиновники начали рассылать предупреждения сетевым изданиям, разместившим информацию о марше, а также блокировать группы в соцсетях.
В итоге они добились обратного эффекта. Он давно уже известен в мире как «эффект Стрейзанд» — когда попытка запретить какую-то информацию приводит лишь к ее более широкому распространению. В свое время шоу-звезда Барбара Стрейзанд возмутилась появлением в интернете фотоснимков своего поместья и потребовала их удалить. Но если до скандала эти снимки скачали лишь единицы пользователей, то затем счет пошел на миллионы.
Похожая ситуация наблюдается и с «Сибирским маршем». Если бы власти сочли это просто художественным чудачеством, вся эта акция, скорее всего, собрала бы десяток-другой активистов с абсурдистскими плакатами. СМИ написали бы о ней как о разновидности известной новосибирской «монстрации», улыбнулись бы и забыли. Однако попытки создать вокруг нее информационную блокаду, напротив, стремительно разогрели интерес к маршу — его стали активно обсуждать мировые агентства.
Но давайте зададимся вопросом: неужели в Российской Федерации уже запрещено обсуждать принципы федерализма? Почему такой безусловно федералистский принцип, как региональное самоуправление, стал вдруг трактоваться как сепаратизм? Может быть, многие у нас все еще живут в рамках плоской схемы — страна может быть либо жестко централизована, либо ее ждет развал.
Поэт Игорь Караулов однажды уже предлагал сделать Дальний Восток новым информационно-культурным центром России. Однако без развития российского федерализма такие проекты обречены остаться креативным эпатажем. Московский гиперцентрализм, когда в столицу стягиваются многие российские ресурсы, почему-то до сих пор считается самим собой разумеющимся. Но в современном обществе эта модель всё чаще выглядит тормозом для полноценного и равноправного межрегионального взаимодействия.
Позже стало известно, что новосибирская мэрия отказала организаторам «Сибирского марша» в согласовании их акции. «Акционеры» намерены обжаловать это решение: очевидно, что такие действия местных властей только создают на пустом месте очередные общественные конфликты. Хотя гораздо разумнее и эффективнее было бы задействовать эту гражданскую энергетику в конструктивных интеграционных проектах.
29 мая Россия, Белоруссия и Казахстан подписали договор о Евразийском экономическом союзе, который вступает в силу с января будущего года.
С медийной точки зрения ЕАЭС пока не обладает никаким новым, позитивным имиджем. Что позволяет зарубежным наблюдателям, вроде Хиллари Клинтон, подозревать его в стремлении к «российской экспансии» и чуть ли не «реставрации СССР». При этом г-жа Клинтон почему-то не замечает, что, например, аналогичный интеграционный проект НАФТА (соглашение о свободной торговле между Канадой, США и Мексикой) также можно назвать «имперской экспансией» США, учитывая их ведущую роль в этом объединении.
Возможно, кого-то пугает термин «евразийство» — но исторически он имеет слишком разные значения, далеко не всегда сводимые к «великой войне континентов». Например, еще в 1989 году академик Сахаров, которого трудно назвать евразийцем в расхожем ныне понимании этого слова, предлагал трансформировать СССР в Европейско-Азиатский Союз. Это был идеалистический проект гармонизации многообразного постсоветского пространства путем прямого взаимодействия около 50 равноправных республик. Своего рода Соединенные Штаты Евразии.
В создании крупных континентальных сообществ необходимо учитывать диалектику интеграции и регионализации. Именно по этому пути шло становление Евросоюза. Появление общеевропейских структур и проектов сопровождалось масштабной децентрализацией и существенным ростом местного самоуправления. Таким образом удалось создать и укрепить горизонтальные связи множества трансграничных европейских регионов, чем, по сути, «сшить» ЕС.
Почему бы не поучиться этому опыту? С этой точки зрения, создание ЕАЭС и развитие российского федерализма будут выглядеть взаимодополняющими процессами. Нелишне вспомнить и тот факт, что ЕС как новый уровень интеграции предусматривал и появление новых центров. Сегодня столицами ЕС, распределившими между собой различные функции, являются Брюссель и Страсбург, — города, которые никогда не были столицами империй и потому не несут за собой соответствующий бэкграунд, отпугивающий малые страны.
Основание одной из ведущих столиц ЕАЭС именно в Сибири выглядело бы наиболее логичным и позволило бы разрешить сразу множество актуальных проблем.
Сибирские регионы наконец почувствовали бы себя реальным центром континентального уровня, легче сумели бы привлекать необходимые им инвестиции. Это стало бы началом новой земской реформы, о которой иногда любит рассуждать российская власть. Сибирские гражданские активисты наверняка отнеслись бы к этому конструктивно, а художники — придумали бы привлекательные образы нового интеграционного проекта.
