По третьему кругу

Современным кочевым школам на Таймыре — 5 лет. Слово «кочевая» предполагает, что образовательная услуга, как принято сейчас выражаться в педагогической среде, кочует вместе с оленеводами. Но, оказывается, для нынешней России эта форма обучения — хорошо забытое старое: о кочевых школах впервые задумывались еще накануне Первой мировой. Второй раз о них пошла речь уже при советской власти, которая никак не могла оставить без внимания и своего влияния малочисленное население Заполярья. И вот — третий заход...

В условиях СССР уследить за вечно кочующими оленеводами было невозможно. Коллективизация прошлась и по территориям Крайнего Севера — в виде операции по принуждению к оседлому образу жизни. Да, можно построить дома в тундре, да, можно заставить аборигена доить корову. Но олень, однако, мигрирует, не считаясь с мнением комиссаров. И мигрировать ему есть где. От Дудинки, административного центра Таймыра, до самого дальнего тундрового поселка — почти тысяча километров.

Закончилось интернатом

В общем, в 1929–1930 годах стали появляться кочевые школы в местах традиционного хозяйствования коренных жителей Севера. Аборигены были преимущественно безграмотными, поэтому обучали всех — и детей, и взрослых  — счету, чтению, письму и, само собой, основам советского мироздания.

В циркулярах того времени все было подробно расписано: утверждалось, что кочевая школа «...должна давать такого рода образование, которое не оторвет от хозяйственной обстановки, не отлучит от обычной трудовой промысловой деятельности, система обучения и воспитания должна быть строго согласована с местными обычаями, укладом экономической жизни без нарушения северных промыслов».

Насколько было успешным внедрение этих циркуляров, знают, наверное, только архивы: когда-нибудь исследователи расскажут и об этом. Но идея коллективизации победила и на уровне обучения. О кочевых школах потихоньку забыли, а детей массово стали собирать в интернаты. Большинству жителей Севера пришлось с семи лет надолго расставаться с родителями и родной средой, но поселковая и городская жизнь многим северянам показалась привлекательнее родной кочевой.

Преодолев реалии 90-х

В 90-е колхозы и совхозы в России распались, вместе с ними исчезла и официальная зарплата, которой худо-бедно, но наделяло кочевников государство. Имущество долго делили, отчего оно только ветшало. Поголовье домашних оленей стало резко сокращаться, но со временем ситуация утряслась, и сейчас на просторах Таймыра кочует около 500 семей. Жизнь в стране постепенно нормализовалась, и государство вновь обратило внимание на аборигенов Крайнего Севера. Меры государственной поддержки в последние годы увеличиваются, в Красноярском крае, например, счет пошел на сотни миллионов рублей, соответственно наметился рост поголовья домашнего оленя.

О престиже профессии оленевода, возможно, говорить рановато, но все больше родителей не хотят отдавать детей в интернаты, где навыки хозяйственной деятельности представителями коренных малочисленных народов Севера (КМНС) точно не приобретаются, зато частенько появляются проблемы с алкоголем и наркотиками. Специалисты стали заявлять, что аборигенам на севере Красноярского края может угрожать тотальная безграмотность: «К сожалению, приходится констатировать, что при условии ведения традиционного образа жизни они испытывают серьезные трудности с получением даже школьного образования».

Короче говоря, вновь вспомнили о кочевых школах, где молодые представители коренных народов имели бы возможность получить начальное образование, подготовиться к дальнейшему систематическому образованию. При этом система образования должна учесть условия существования конкретных этносов, их традиции, помогающие выжить и успешно трудиться в суровых природно-климатических условиях.

Учит мама, учит учитель

Специалисты сегодня различают три типа кочевых школ: следующие по маршрутам обитания оленеводческих бригад, полукочевые (сезонные), действующие в определенные промежутки времени, и стационарные, располагающиеся на базах, факториях, вокруг которых имеется несколько кочевых поселений.

На Таймыре сегодня представлены все три модели: кочевая школа — детский сад, которая в течение всего года следует за стойбищем, например, многодетная семья Найвоседо в Тухардской тундре. Стационарная кочевая школа — сад, которая в течение всего учебного года находится непосредственно на рыболовецкой точке, функционирует в поселке Поликарповск. И, наконец, совмещение обучения детей в кочевой и базовой школах происходит в поселке Новорыбная. Все бы хорошо, сетуют специалисты, но все кочевые школы все равно являются структурными подразделениями стационарных школ. Потому что для дальнейшего развития не хватает нормативно-правовой базы.

Кочевые школы появились на Таймыре благодаря энтузиазму Ирины Алхановой, заместителя руководителя местной администрации по вопросам образования и культуры. Она сама в молодости работала в поселковой школе. Идею поддержала ненка Татьяна Лебедева, заместитель начальника районного управления образования, несомненный авторитет среди аборигенов. Первую кочевую школу в октябре 2009 года торжественно открыли в Тухарде, откуда многодетная семья Найвоседо отправилась на зимние стойбища...

«Кочевые школы — дело хорошее и нужное, — уверен Николай Фокин, таймырский представитель в Законодательном собрании Красноярского края, член комитета по делам Севера и коренных малочисленных народов. — Особенно для Таймыра, где проживают пять северных этносов: долганы, ненцы, эвенки, нганасаны и энцы». По словам Николая Фокина, тот первый опыт много обсуждался в прессе, в педагогическом сообществе, в общественных организациях.

В первый год в школу пошли пятеро школьников, а в дет­сад — трое ребятишек. Обучение проходило в балке, передвижном жилище оленеводов. Всем учебным процессом руководил опытный учитель, кочующий вместе с семьей, помогали и родители. Кстати, Оксана Найвоседо и сама педагог дополнительного образования, ведет занятия по обучению традиционным промыслам, декоративно-прикладному творчеству, помогает девочкам осваивать азы шитья традиционной национальной одежды, обработки шкур, ведения домашнего хозяйства. Глава семейства обучает своих сыновей приемам рыболовства, охоты, езды на оленьей упряжке, снегоходе. Родители уверены, что основные национальные навыки дети успешно постигают преимущественно в возрасте до 10–12 лет, считают, что только в этом возрасте ребенок может научиться хорошо понимать животных.

«Дело это очень хорошее, — не устает повторять Николай Фокин. — Правда, без проблем не обходится, но самый большой плюс в том, что дети дольше находятся рядом с родителями. Они чувствуют себя защищенными, уверенными, что родители всегда придут на помощь. Мама с папой рядом, а это как раз тот период, когда формируются навыки, которые сохраняются на всю жизнь. Дети и родители вместе, а это главное».

Кочевая школа с ноутбуком

Так же решили и в Поликарповске. Это — отдаленная рыболовецкая точка на 6–7 семей, где открыли стационарную кочевую школу. Звучит, может быть, нелепо, но не в этом суть. Из всей социальной инфраструктуры в поселке есть только эта маленькая школа, пусть она и станет толчком для развития поселка. Кочевые школы оснащены ноутбуками, дизель-генераторами, обеспечивающими свет, работу компьютеров. Дети обучаются по стандартным учебникам и соответствующим программам.

«Можно сказать, что большинство все-таки верит в перспективы кочевой школы, — уверен Николай Фокин. — Из трех видов таймырских школ я больше знаком с опытом в Новорыбной. Эти места и тамошние люди мне наиболее хорошо знакомы и близки. Если две первые школы находятся в сравнительно обжитых местах, с приличной по нашим меркам транспортной схемой, то Новорыбная — это далеко на северо-востоке полуострова».

Отметим, на Таймыре большинство из 500 кочевых семей располагаются на берегах Енисея, в трех северных поселках на берегах Хатанги — только 60. Поэтому для сохранения родного языка и традиций кочевые школы здесь наиболее актуальны. К тому же это дополнительный заработок для родителей: хоть по половине ставки, но это работа воспитателей, истопников, водителей снегоходов, подсобных рабочих. В том же поселке Новорыбная молодой оленевод Павел Жарков объединился с семьями двух своих сестер и уже третий год обучает детей стойбища в кочевой школе…

По словам Натальи Асочаковой, директора Новорыбинской средней школы, куда структурно входит кочевая школа, желающих создать новые школьные филиалы хватает, но семьи здесь малочисленны и не все готовы объединиться по примеру Жарковых. Но единственная пока на берегах Хатанги кочевая школа оборудована всем необходимым. Два балка: для учебы и учителя. Балок — это такой передвижной домик на полозьях. Есть специальная мебель, компьютеры, принтер, проектор. Бензин и продукты также поставляет базовая школа. Молодая учительница, мест­ная уроженка, окончила Таймырский колледж в Дудинке и вернулась на родину. Первую и последнюю учебные четверти дети учатся в поселковой школе, а на зиму оленеводы откочевывают в тундру.

Наталья Асочакова гордится успехами воспитанников кочевой школы: малочисленность, индивидуальная работа и постоянный контакт с учителем — несомненный плюс кочевой школы. Независимые эксперты подтверждают, что учебную программу они осваивают даже с опережением по сравнению с детьми из нормальных школ, расположенных в поселке Хатанга, поскольку в тундре нет «актировок» (отмены занятий из-за погодных условий). В школе-интернате у тундровых детей есть проблемы с коммуникацией — они, как правило, отмалчиваются, стесняются отвечать, хуже идут на контакт. У детей в кочевых школах этот психологический барьер отсутствует, они более уверены в себе.

«Я уверен, что в 7 лет оторвать детей от родителей, от привычных условий — это нанести им психологическую травму, — считает Фокин. — При родителях формируются лучшие качества ребенка, сохраняется родной язык, хотя обучение и ведется на русском».
Проблема глобального Севера

Однако есть и альтернативная точка зрения, и сомневающиеся. Например, не совсем уверен в успехе образовательного эксперимента Семен Пальчин, весьма уважаемый на Таймыре и в Красноярском крае человек, региональный уполномоченный по правам коренных народов. Мнение Семена Яковлевича хорошо известно, он не раз высказывал его в разных СМИ. Он согласен с несомненным достоинством кочевых школ — пребывание детей в семье, но считает, что существующие в тундре бытовые условия и кочевой образ жизни слабо соотносятся с полноценным образовательным процессом.

Семен Пальчин предлагает развивать летние кочевые школы, когда в тундре тепло, светло, безопасно и можно собрать в одном месте детей из соседних стойбищ. Лучшим же решением проблемы он считает организацию школ и интернатов в поселках и на факториях в максимально возможной близости от кочующих оленеводов.

На Таймыр приезжали финны, знакомились с работой местных кочевых школ, хотя и у самих имеется богатый опыт в этой сфере. Проблема, как выяснилось, интернациональна. На Северах всех стран родители опасаются отдавать детей в интернаты, часто забирают их домой до окончания обучения. По мнению иностранных коллег, вариант кочевых школ является хорошим способом обучения детей без насилия: ребенок остается в семье, изучает родной язык и традиции, общается с родителями.

«Думаю, что во внедрении кочевых школ все-таки больше плюсов, чем минусов, — уверен Николай Фокин. — И со мной согласны в первую очередь те родители, которые заинтересованы в сохранении самобытности своего народа, ценностей его накопленной культуры, языка, традиций, образа жизни...»