Атаманы в пыльных шлемах

Любая гражданская война сопровождается кризисом государственности. И важным фактором победы в такой войне служит то, насколько успешно та или другая сторона сумеет с этим кризисом справиться. Нынешняя война на Украине, как бы она ни завершилась, послужит ещё одним подтверждением данной исторической аксиомы. 

В связи с этим интересно вспомнить про такое явление Гражданской войны в России начала прошлого века, как атаманщина. 

Всевластие и произвол полевых командиров некоторых территориальных ополчений, вливавшихся на автономных началах в Красную или в Белую армии, наблюдались тогда по обе стороны линии фронта. Временами же эти «атаманства» вырастали в «третью силу», противостоявшую и белым, и красным. 

Довольно характерным это явление уже тогда оказалось для Украины. 

Пример Нестора Махно, долгое время сражавшегося против белых в тылу и на фронте, а потом порвавшего с советской властью, общеизвестен и хрестоматиен. Несколько меньше знают атамана Никифора Григорьева, тоже поднявшего мятеж против Советской власти. 

Григорьев был штабс-капитаном РИА. В 1918 году он организовал партизанский отряд, действовавший против австро-германских оккупантов на Украине. В конце года примкнул к Петлюре и стал полковником армии Украинской Народной Республики. Однако Григорьев не получил от Петлюры и главы УНР Винниченко желанной должности военного министра, повел борьбу против них и перешел на сторону большевиков. Отряд Григорьева вошел в Украинскую советскую армию.  

Начальником штаба Григорьева стал Юрий Тютюнник, тоже известный впоследствии атаман. Бригада Григорьева отличилась необычайно жестокими (даже по меркам Гражданской войны) расправами над пленными интервентами. А в мае 1919 года, будучи уже красным комдивом, Григорьев поднял восстание против большевиков. Мотивом послужило массовое недовольство украинских крестьян аграрной политикой большевиков — той, которая годом раньше вызвала «кулацкие» восстания в Великороссии. 

Отряды Григорьева заняли Екатеринослав, Николаев, Херсон и ряд менее крупных городов, какое-то время угрожали Киеву. В занятых городах (особенно в Черкассах) григорьевцы отметились погромами мирного населения — сотнями убивали «жидiв та москалей». 

Но мятеж Григорьева был всего за две недели локализован и разгромлен. Крестьяне, увидев, что григорьевцы вместо обещанного «вiзволення», несут им грабежи и убийства, отвернулись от лихого атамана. Сам Григорьев какое-то время скрывался у Махно, но атаманы не поладили между собой, и Махно скоро сам застрелил Григорьева. 

Иначе сложилась судьба его начальника штаба. Тютюнник снова примкнул к петлюровцам, а после соглашения последних с поляками Пилсудского возглавил украинскую часть в польской армии и дважды — в 1920 и 1921 годах — пытался, с контролируемой поляками территории, организовать поход для «вiзволення» Украины. Оба раза банды Тютюнника были наголову разгромлены Красной армией. Сам же Тютюнник тогда уцелел. 

Однако в 1923 году Тютюнник был арестован при попытке создания подпольной организации на территории советской Украины. Выразил готовность сотрудничать с советской властью и выступил в печати с серией разоблачительных материалов против Петлюры и других адептов украинской «самостiйности». Однако в 1930 году всё-таки был расстрелян. 

Общая судьба атаманов и атаманщины в советском тылу на Украине и где бы то ни было еще оказалась незавидной — все они были ликвидированы. А как было с этим в тылу у белых? 

Вообще само слово «атаманщина» применительно к Гражданской войне родилось в Сибири, под сенью «верховного правителя» А.В. Колчака. Территория белых на востоке России состояла из многих полунезависимых казачьих республик-атаманств. Если на белом юге России власть донского, кубанского, терского казачьих атаманов представляла собой некое подобие регулярной государственной власти, то на востоке всё было по другому. 

Особенно прославился своими деяниями атаман Уссурийского казачьего войска Иван Калмыков. «Что касается того, что делал Калмыков, то это были уже совершенно фантастические истории, — рассказывал после ареста Колчак. — Там шла, например, правильная охота на торговцев опиумом… Занимались этим солдаты и частные лица. Обычно в вагон входила кучка солдат, заявляла такому продавцу опиума: «Большевистский шпион», арестовывала, опиум вытаскивала и затем убивала его, а опиум продавала». 

Однажды, по словам Колчака, «Калмыков поймал вблизи [станции] Пограничной шведского или датского подданного, представителя Красного Креста [на самом деле двоих — шведского и норвежского уполномоченных Красного Креста. — Я.Б.], которого он признал за какого-то большевистского агента. Он повесил его, отобрав у него все деньги, большую сумму в несколько сот тысяч». 

Но как сам Колчак, зная все эти факты, относился к Калмыкову, став «верховным правителем»? В благодарность за признание этого титула Калмыковым Колчак официально назначил его командиром сначала бригады, потом — дивизии, охранявшей стратегически важный участок Транссиба. 

История с ограбленными и убитыми иностранными подданными из Красного Креста вышла Калмыкову боком. После крушения режима Колчака и перехода власти в Приморье в руки лево-социалистической земской управы Калмыков с частью войск был вынужден бежать на территорию Китая, где был интернирован. 

По требованию правительства Дальневосточной Республики (ДВР) власти китайской провинции Гирин в сентябре 1920 году приняли решение о выдаче Калмыкова ДВР. Среди обвинений, предъявленных Калмыкову, было и убийство скандинавских представителей Красного Креста. Во время экстрадиции Калмыков пытался бежать и был застрелен конвоирами. 

Массовыми расстрелами пленных и заложников, сожжениями непокорных деревень особенно «прославились» забайкальский атаман Григорий Семёнов и атаман Сибирского казачьего войска Борис Анненков. О терроре анненковцев с возмущением отзывались многие белогвардейские офицеры, в том числе казачьи. Несмотря на это, а может быть, и благодаря этому Колчак назначил Анненкова командующим отдельной Семиреченской армией, действовавшей на территории современного Казахстана. 

В 1924 году Анненков, скрывавшийся после поражения белых на территории Китая, был захвачен просоветски настроенными китайцами и передан советским властям. В 1927 году Анненков был расстрелян по приговору суда в Семипалатинске (ныне Семей) за многочисленные злодеяния. Такая же участь постигла Семёнова уже после Второй мировой войны, во время которой бывший забайкальский атаман отметился сотрудничеством с японцами на ниве подготовки диверсантов. 

Сам же Колчак по сути взял на себя ответственность за действия своих подчиненных атаманов: «Я указывал, что в случае, если жители будут замешаны в том или ином деле, на них накладывается денежный штраф, а затем конфискация имуществ и земель в пользу тех, кто подавляет восстание. Это указание мое, конечно, не указывало как общую меру сжигания деревень, но я считаю, что во время боев и подавления восстания такая мера неизбежна и приходится прибегать к этому способу». 

Однако жестокие кары мирному населению за сочувствие и поддержку повстанцам не помогли белым выиграть Гражданскую войну. И это, по-видимому, тоже общее правило любых гражданских войн.