Самая долгая традиция ухода монарха на покой, когда новый монарх воцаряется не вследствие кончины венценосного родителя (-льницы), а просто по достижении последним пенсионного (для королей — около 75 лет) возраста, существует в Нидерландском королевстве, и в других новшествах зачастую шагающем впереди планеты всей. Там при здравствующем родителе воцаряется уже третий монарх кряду.
В прошлом году новый способ монархического преемства был опробован также в Бельгии, теперь пришел черед Испании — король Хуан-Карлос I уступает трон инфанту Дону Фелипе, который станет королем Филиппом VI.
Оплотом консерватизма пока что остается Великобритания, где королева Елизавета II, царствующая уже седьмой десяток лет, совершенно не готова к тому, чтобы принц Уэльский Чарльз сделался Карлом III еще при ее жизни. То ли сказывается общая приверженность англичан традиции, то ли дело в непростых родственных отношениях внутри королевского дома. Ведь отречение в пользу наследника, совершаемое не в экстренных обстоятельствах, а на ровном месте, просто потому что старому венценосцу на пенсию пора, предполагает, что уходящий монарх уверен в своем наследнике и убежден, что и он борозды не испортит. А в случае с принцем Уэльским такой уверенности нет.
Но как бы там ни было, северные монархии являются достаточно устоявшимися и к тому же вполне декоративными. Фактическое введение в закон о престолонаследии формулировки «выход на пенсию по состоянию здоровья, а равно и по достижении предельного возраста, установленного для данной категории госслужащих» изменит в тамошних монархических институтах только то, что по своей харизме короли будут окончательно приравнены к генералам, профессорам и министрам. Просто будет оформлено положение дел, и так имеющее место.
В Испании несколько иное дело, ибо испанскую монархию нельзя назвать такой же спокойно устоявшейся, как, допустим, нидерландскую. Уже два века она находится в режиме постоянной тряски. Начиная с 1808 года, когда наследник Дон Фернандо провозгласил себя королем при живом отце Карлосе IV, который имел по этому делу совсем другое мнение. Тогда дело закончилось декоронацией и отца, и сына — Бонапарт посадил на престол своего брата. После реставрации король Фердинанд VII изменил закон о престолонаследии, что послужило основанием для длительной монархической смуты в 30-е годы XIX века. Затем смута возобновилась в 70-е годы.
После полувековой передышки в 1931 году монархию низвергли, была провозглашена республика, что спустя пять лет привело к гражданской войне. С победой Франко государственным строем Испании была объявлена монархия, но такая своеобычная, что высшей властью обладал каудильо, а наследники престола (их оказалось разом двое), живя за границей, могли вступить на трон лишь после кончины генералиссимуса. Это произошло лишь в 1975 года, когда королем стал Хуан-Карлос I, а его батюшка, Хуан I, отрекся от прав на престол лишь в 1978 году.
Звездный час молодого короля настал в 1981 году, когда фалангисты подняли мятеж, но твердая позиция монарха, выступившего в защиту конституции, оказалась решающей. В те дни лидер испанских коммунистов С. Каррильо провозгласил: «Боже, храни короля!», что для марксиста довольно необычно. Затем бури улеглись, монарх был любим в народе и занимался автоспортом, а также охотой — в увлечении последней он был подобен каудильо.
По-хорошему следовало бы выждать несколько традиционных циклов «Король умер! — Да здравствует король!», чтобы механизм престолонаследия несколько притерся, и только затем приступать к экспериментаторству. Фактически Хуан-Карлос I является основателем новой династии, а тут спешить с новшествами противопоказано. Но мы живем в эпоху инноваций, и такая осторожность, очевидно, была сочтена излишней.
Возможно, решено было загодя исключить возрастную ловушку британской, а равно и саудовской монархий, когда в связи с современными успехами гигиены и органотерапии правящий монарх живет аридовы веки, а наследник совсем дряхлеет от невозможности ступить на трон. Установление предельного монархического возраста — вот простой и верный способ избежать геронтократической опасности. Если уж Ватикан устами папы Франциска не исключил, что прецедент с отречением папы Бенедикта XVI войдет в обычай, то светским монархиям бог века сего тем более велел.
Некоторая сложность здесь в том, что, взявшись за десакрализацию института монархии, трудно — да и непонятно, зачем — останавливаться на полпути. Прежде считалось, что монарх, пусть и конституционный, всё же является помазанником Божьим, а не простым чиновником, употребляемым на ритуальные обязанности. Как говаривали французские Бурбоны (с которыми испанские в свойстве), «корона христианского монарха снимается только вместе с головой». Если корона передается легко и непринужденно и никаких предшествующих траурных церемоний для этого не надобно, то не очень понятно, для чего эта корона вообще нужна.
В этом смысле манифестация левых в Мадриде, требующих установление республики, достаточно логична. Если новым способом престолонаследия монархия окончательно десакрализована, то не проще ли представительские (президентские) функции отдать чиновнику, избираемому кортесами, — так будет гораздо проще и дешевле. Королевские-де дворцы можно отдать для нужд трудящихся — «Посмотри, Карменсита, как жила буржуазия при старом режиме».
