Киберактивист А.А. Навальный переживает сейчас не лучшие времена. Сама его киберактивность ограничена по решению суда, отчего ее приходится осуществлять с неясным авторством. То ли это сам Навальный, только усы закрыв плащом, а брови шляпой, то ли его жена, то ли его приверженцы.
Понятно, что такая хитрая модель преследует целью формально избежать ответственности за нарушение судебного постановления — «это бесстрашный я и в то же время не я, и лошадь не моя». Но эффект от такой северной хитрости явно ниже, чем в былые времена, когда А.А. Навальный воплощал собою образ бесстрашного удальца, который не боится ни Бога, ни черта. Петляние более подобало бы его противникам, которых он смело прижучивает, а когда сам герой начинает петлять, образ смазывается. Ведь публика присягала на верность отнюдь не адвокату Пателену, а личности куда более цельной и героической.
Ибо успешный период карьеры героя объясняется вовсе не тем, что в Йельском университете его научали всяким хитростям. Может, научали, может, нет — дело не в Йеле, а в удачном и, скорее всего, чисто интуитивном выборе фольклорного образа для политического воплощения.
А.М. Горький отмечал в своей речи на I Съезде советских писателей: «Я снова обращаю ваше внимание, товарищи, на тот факт, что наиболее глубокие и яркие, художественно совершенные типы героев созданы фольклором, устным творчеством трудового народа. Совершенство таких образов, как Геркулес, Прометей, Микула Селянинович, Святогор, далее — доктор Фауст, Василиса Премудрая, иронический удачник Иван-дурак и, наконец, — Петрушка, побеждающий доктора, попа, полицейского, чорта и даже смерть, — все это образы, в создании которых гармонически сочетались рацио и интуицио, мысль и чувство».
Образ А.А. Навального роднит с образом Петрушки Уксусова чрезвычайная победительность: Петрушка тоже побеждал всех вышеописанных жуликов и воров, но все-таки тут речи не идет о чистом персонаже кукольного театра, потому что и сам Петрушка комичен, тогда как А.А. Навальный в глазах своих приверженцев величав и романтичен.
Более точным было бы указание на то, что киберактивист использовал фольклорный образ благородного разбойника. Тришка Сибиряк, малороссийский Устим Кармалюк, словацкий Яношик, английский Робин Гуд, герой комиксов латиноамериканский Зорро — писаный красавец в шляпе и шелковой полумаске, который еженедельно в новом выпуске побеждает и посрамляет пузатого коротышку сержанта Гарсию, под которым следует разуметь А.И. Бастрыкина, В.И. Якунина, С.В. Железняка и пр.
Обаяние разбойника и даже добродетель разбойника именно в регулярном посрамлении властного антагониста. Что вообще делал доброго Робин Гуд, кроме того что всё время оставлял в дураках шерифа Ноттингемского, понять трудно. То есть можно, конечно, — грабил, время тогда было трудное, но вне его взаимоотношений с шерифом сам грабеж как таковой не очень интересен и не очень привлекателен. Особенно если на минутку выйти из мифологического пространства и вернуться в пространство реальности.
Но эта реальность никого особенно и не интересует, ибо главный и вечный сюжет комикса есть именно посрамление шерифа. Равно как в мультсериале «Ну, погоди!» главным и обязательным является попадание Волка в различные дурацкие положения. Если Волк (как обыкновенно и происходит в реальности) ко второй, много — к третьей серии съест Зайца, а шериф Ноттингемский изловит Робин Гуда и то же проделает сержант Гарсия с Зорро, то комикс кончится. Начнется суровая проза жизни.
Именно сейчас она и началась с А.А. Навальным. Дело не в том, что шериф Ноттингемский оказался кристальным госслужащим, а в том, что он отказался исполнять роль вечного дурака, и еженедельные выпуски комикса со стандартным сюжетом прекратились.
Использование фольклора в политическом творчестве может придать этому творчеству особенную остроту и вкус, но надо понимать, что использование не может быть вечным. Сколь веревочка ни вейся.
