Четверть века назад я жил в доме, стоявшем на территории издательства «Мир» у Ярославской железной дороги. Место было чудесное — издательство занимало несколько уютных зданий из красного кирпича, прятавшихся в тени могучих раскидистых лип. До революции в этих домиках располагался приют братьев Бахрушиных и знаменитые на всю Москву слесарные и электротехнические мастерские, в которых работали сироты.
Моими соседями по двенадцатиэтажке, возведенной в самом сердце этого осколка дореволюционной Атлантиды, были милые, интеллигентные люди: редакторы, художники, корректоры, переводчики. И все они знали Владимира Жириновского, тогда еще никакого не политика, а скромного юрисконсульта издательства «Мир».
Относились к нему, конечно, по-разному. Кто-то его недолюбливал, кто-то, напротив, говоря о коллеге, с трудом сдерживал восторг. Но уже тогда было очевидно, что Жириновский — личность яркая и в высшей степени неординарная.
Про него ходили какие-то смутные слухи — говорили, что он работал в КГБ, что он сидел в тюрьме в Турции (сам Жириновский потом признавался, что действительно провел несколько дней в кутузке городка Искендерун — раздаривал налево и направо значки с изображением Пушкина, а турецкие контрразведчики приняли кудрявое «наше всё» за молодого Маркса и решительно пресекли попытку идеологической диверсии). Ясно было, впрочем, что биография у Жириновского богатая. С такой биографией не юрисконсультом в издательстве прозябать, а вершить великие дела, тем более что Zeitgeist благоприятствовал подъему пассионариев в верхние слои бушующего житейского моря.
И Жириновский всплыл на поверхность. В 1988 году он примкнул к формировавшемуся на базе разрозненных диссидентских кружков Демократическому союзу (у истоков которого стояли Валерия Новодворская и бывшая жена Александра Дугина Евгения Дебрянская), выступил на первом съезде ДС с блестящей речью, был избран в ЦК... а потом разочаровался в «демократах» и вышел из партии.
Но короткое пребывание в ДС не прошло зря: именно там Жириновский познакомился с Владимиром Богачевым — композитором-песенником, бывшим худруком ансамбля «Русь», имевшим за плечами опыт борьбы с системой. Именно их политическому альянсу обязан своим появлением бренд либеральной демократии (сначала созданная Богачевым и Жириновским партия называлась ЛДПСС — Либерально-демократическая партия Советского Союза).
От Богачева Жириновский избавился быстро, и последние 24 года термин «либерально-демократическая партия» прочно ассоциируется с одним-единственным человеком. Мы говорим ЛДПР — подразумеваем Жириновский. Мы говорим Жириновский — подразумеваем ЛДПР.
Жириновский — неотъемлемая часть российского политического ландшафта. Точнее, той его части, что сформировалась в далекую и уже почти былинную эпоху перестройки и гласности. Странное то было время, малопонятное, если пытаться анализировать его с нынешней рациональной точки зрения.
Разумеется, почти все нынешние политики первого ряда вышли из того времени, только подавляющее большинство необратимо изменилось — tempora mutantur et nos mutantur in illis, как говорил Овидий. Чубайс образца 2014-го — совсем не тот человек, который в 1992 году обещал, что за каждый ваучер можно будет купить две «Волги».
А вот Жириновский остался таким же, каким был 25 лет назад. Как актер с устоявшимся амплуа, он великолепно играет одни и те же роли — скандалиста, эпатажника, клоуна. Он никогда не боялся показаться смешным, а часто даже стремился к этому. Достаточно пересмотреть старые записи «О.С.П.-студии», где Владимир Вольфович таскает за уши толстого Сынулю (Андрей Бочаров), малюющего на стене «Жирик — козел». Кто еще из наших политиков согласился бы сыграть такую роль-камео?
Конечно, время от времени Жириновского заносило. Он обливал апельсиновым соком Немцова и таскал за волосы коллегу по Госдуме Тишковскую. Он дружил с Саддамом Хусейном и называл Буша-младшего «с...ным ковбоем».
Он обещал, что русские солдаты будут мыть сапоги в Индийском океане, и предлагал отгородить Северный Кавказ от России колючей проволокой. Недавний скандал с оскорблением беременной журналистки переполнил чашу терпения и породил целую волну слухов: мол, теперь-то уж точно Жириновского отправят на покой, он всем надоел, от него решено избавиться...
Гора, однако, родила мышь: думская комиссия по этике ограничилась тем, что предложила лидеру ЛДПР принести пострадавшим извинения и сообщить об этом в СМИ.
Реликт эпохи крушения СССР, выживший в новой политической реальности, как плезиозавр в озере Лох-Несс, в очередной раз удержался на позиции главного клоуна власти. Об этом свидетельствует последний «перформанс» Жириновского на заседании Госсовета, когда он заявил, что обнаружил у себя гены Наполеона и Эйнштейна.
И это очень, очень плохо для политической системы, которая позволяет себе только такую, «потешную», оппозицию.
Давным-давно ЛДПР присвоила себе титул «защитницы русских», что позволило слабо разбирающимся в наших реалиях западным наблюдателям именовать ее «националистической партией». В романе Фредерика Форсайта «Икона» последователи Жириновского, например, прямо названы «неофашистами», а сам лидер ЛДПР стал прототипом главного отрицательного персонажа — националиста Игоря Комарова, рвущегося к власти по трупам и через кровь.
Долгое время Жириновский действительно был единственным политиком, который не боялся говорить с высоких трибун о правах русских (многочисленные патриотические движения были слабы, раздроблены и лишены права голоса).
Но именно благодаря ему национальная идея в России на долгие годы оказалась связана с брутальной, нагловатой риторикой ЛДПР, что компрометировало ее больше, чем критика русофобов всех мастей.
Разумеется, глубоко вовлеченные в национальный дискурс люди прекрасно понимали, что Жириновский — такой же «русский националист», как и «либерал» или «демократ». Но для тех, кто в тонкостях политической кухни разбирался слабо, ЛДПР была едва ли не эталоном русского национализма (а как иначе, если на выборы партия выходила под разными вариациями лозунга «Мы за русских»?).
Между тем если ЛДПР и являлась носителем какой-то национальной идеи, то идея эта тоже была реликтом. Комплексом метафизических переживаний, вызванных травмой распада СССР. Переживания эти давно уже неактуальны, они устарели, как устарел и сам лидер ЛДПР.
Россия и русские, безусловно, нуждаются в национальной идее, в мощной и яркой идеологии. Нуждаются они и в политической партии, которая должна стать влиятельной конструктивной оппозицией бюрократической властной вертикали. Но идея эта должна строиться не на перечислении исторических обид, а на стремлении к новым победам и к завоеванию будущего.
И эстетика нашего национального возрождения должна быть принципиально отлична от той, которую на протяжении 24 лет пытались сделать визитной карточкой русского национализма либерал-демократы. Не истерики, не хамство, не брызганье слюной и площадная брань, а спокойная, корректная уверенность в своих силах. Не случайно же символом «русской весны» в Крыму стали «вежливые люди с оружием».
Возвращение Крыма ко многому обязывает Россию.
У нас появился шанс дать новый импульс затормозившемуся развитию экономики, административной и политической системы страны. Надежда на то, что где-то в глубине нашего общественного организма таятся скрытые, не до конца ясные нам самим силы, которые могут вновь вывести Россию на передний край истории, вернуть ей утраченные за последние десятилетия позиции. Но надежда эта реализуется только в том случае, если политическая система окажется способна к эволюции и обновлению.
Сможет стряхнуть с себя окаменевшие, реликтовые структуры, которые не дают ей развиваться в соответствии с требованиями времени.
