У меня в доме очередная коммуникационная революция. Оператор фиксированной связи (не пишу, какой именно, все, думаю, и так догадаются) ставит оптоволокно. Заодно по умолчанию снабжает широкополосным интернетом, Wi-Fi и прочими радостями жизни в виде интернет-телевидения.
Правда, мне в обмен на такое счастье пришлось отказаться от услуг прежнего интернет-провайдера, поскольку его технология никак не вяжется с новыми веяниями научно-технического прогресса, к которым меня на добровольно-принудительных началах приобщают.
Причем самое забавное, что прежний провайдер входит в тот же холдинг, что и мой, такой передовой телефонный оператор. И можно было бы подумать, что последний действительно заботится о клиенте, а не сводит счеты с конкурентом, если бы не один нюанс.
Параллельно в мой дом проникает другой телекоммуникационный концерн, предлагая такой же пакет услуг: интернет-телевидение, домашний интернет и фиксированная телефонная связь. Поэтому мой оператор решил еще больше «прикрутить» клиентуру, дабы не потерять ее совсем.
Для «хозяйствующего субъекта» шаг вполне логичный. Но в XXI веке политическим субъектам тоже приходится действовать в логике конкурентных предложений.
Пример Крыма — наглядное тому подтверждение. Российская «оферта» оказалась привлекательнее украинской. Однако для закрепления успеха, а не только из-за опасности весьма неоднозначных исторических аналогий, сводить смысл всей геополитической партии к «собиранию земель» довольно рискованно.
Поступать так — значит уподобляться компании, скупающей активы по принципу «чтобы было» и не особо задумывающейся о дальнейшей их капитализации, достижении синергетического эффекта и т.п. Во времена, когда мировое господство достигалось за счет ресурсного доминирования (а земля, территория, равно как и население — безусловно, важный ресурс), такая тактика еще была как-то оправдана.
Но гегемония нынешней сверхдержавы — США — определяется вовсе не наличием в американских недрах всей таблицы Менделеева, шестым флотом и даже не эмиссией мировой резервной валюты. Последнее, безусловно, играет немаловажную роль. Но это скорее всё же следствие.
А причина в том, что США более чем полвека являются крупнейшим рынком сбыта на Земле. Генерируя спрос на ресурсы других стран — материальные, сырьевые, трудовые, — они обеспечивают рост их экономик и, соответственно, получают опосредованную возможность влиять на их политику.
Другое дело, что американская система поддержания глобального спроса имеет ряд вшитых дефектов, из-за чего, собственно, и случился последний мировой экономический кризис. А он, в свою очередь, привел к попыткам восстановления «ресурсократической» модели.
Далеко не случайно, что за «арабской весной» стояли нефтяные монархии Персидского залива. А евромайдан, как показал философ Дмитрий Галковский, есть не что иное, как новый бунт села (то есть обладателей земельных и продовольственных ресурсов) против города, одной из основных функций которого испокон веков как раз и являлось формирование рынка сбыта.
Россия же, в отличие от тех же США, негативно отреагировавшая и на «арабскую весну», и на евромайдан, де-факто выступает защитницей городских, в буквальном смысле буржуазных, ценностей. Вне зависимости от того, какими тактическими соображениями, было продиктовано столь острое восприятие Москвой событий в Бенгази или Киеве.
Именно этот момент позволяет сделать конкурентным российское «геополитическое» предложение. Это тот самый «пакет услуг», который, во-первых, повысит лояльность существующих «клиентов», во-вторых — привлечет новых, а в-третьих — нанесет ощутимый имиджевый удар по главному сопернику, не сумевшему или не захотевшему отстаивать упомянутые ценности.
А если параллельно на «собираемых землях» будет сформирован новый, полноценный рынок сбыта (причем как для материальных, так и для интеллектуальных ресурсов, коими обитатели «русского мира» обладают едва ли не в избытке, но до сих пор продавали главным образом на экспорт), то партию можно считать сделанной.
И, что немаловажно, построенная таким образом новая империя действительно будет абсолютно новой, без спорных исторических аналогов.
