Начать последнюю в этом году колонку хочется с очередной исторической аналогии. В 1905 году первый премьер России Сергей Витте вел переговоры с частью либеральной оппозиции о вхождении ее представителей в правительство. В то первое правительство, которое должно было быть составлено после объявления в России конституционного строя, Витте хотел пригласить в свой кабинет наиболее склонных к сотрудничеству с властью оппозиционеров — Александра Гучкова, кн. Евгения Трубецкого, Дмитрия Шипова.
Казалось бы, ситуация располагала к компромиссу.
Либеральная среда, или, как тогда предпочитали говорить, общественность, получила почти всё, что требовала в самом начале царствования Николая II, и даже гораздо больше. Впервые в России возникло широкое народное представительство, без согласия которого впредь не мог быть проведен ни один закон.
Манифестом 17 октября 1905 года в стране объявлялись свобода слова, свобода собраний и свобода вероисповедания, наконец, по царской амнистии были выпущены все политические заключенные, в том числе те, кто участвовал в террористических акциях против представителей власти.
Повторяю, казалось бы, Витте вправе был рассчитывать на поддержку со стороны благодарной общественности, которая получила наконец думу, амнистию и гражданские свободы. Как все мы знаем из истории или хотя бы из «Красного колеса» Солженицына, никакой благодарности ни сам премьер, ни его самодержец не дождались, никакого знаменитого герценовского восклицания «Ты победил, Галилеянин» (обращенной к Александру Второму Освободителю фразы Юлиана Отступника) ни от кого из либералов не прозвучало.
Конечно, определенная трещина в либеральном движении все-таки образовалась — на базе признания новых конституционных принципов возникла партия «Союз 17 октября», в которую вошли вышеупомянутые Гучков и Шипов. Тем не менее и эти люди были не готовы политически поддержать правительство Витте, которое подозревали почему-то в «неискренности».
Аргументом в пользу «неискренности» Витте было то, что он держал в своем кабинете в качестве министра внутренних дел Петра Дурново — человека, только что спасшего столицу от революционного возмущения и пользовавшегося в тот момент доверием императора. Не могли Гучков, Шипов и князь Трубецкой переступить через себя и вступить в правительство, где сидел такой нехороший человек.
Надо сказать, больше их и не звали. Напоследок растерянный князь Евгений Николаевич, замечательный философ, ученик Владимира Соловьева, бросил премьеру: «Наверное, я не создан для государственной службы». «Наверное, Вы правы!» — вздохнул Витте.
Так и кончилась первая, хотя и не единственная попытка власти договориться с теми представителями либеральной общественности, с кем, как она считала, еще можно было договориться.
Я всё время вспоминал эту историю во время Валдайского форума, где наблюдал яркую картину отчаянных попыток со стороны оппозиционеров добиться амнистии своим «болотным» товарищам и столь же отчаянное стремление представителей власти заручиться какими-то гарантиями поддержки со стороны наиболее договороспособных представителей либеральной среды.
Было понятно, что амнистия и выпуск на свободу общественных активистов — неизбежное условие начала открытого диалога власти с теми, кто продолжал называть себя «оппозицией» и за кем шли толпы недовольных в Москве. Но и столь же понятно было, что власть хотела от оппозиционеров какой-то даже не политической, а чисто человеческой благодарности, а главное, способности проигнорировать диктатуру рукопожатного мнения, которая мгновенно ведет к публичной травле каждого лица, не боящегося вступить в открытый диалог с властью. Кстати, при этом относясь довольно снисходительно к разного рода неформальным деловым контактам, часто имеющим вполне понятную карьерно-меркантильную подоплеку.
В какой-то момент в печати и блогосфере возник — причем искусственно возник — режим почти неформальной цензуры по отношению ко всякому доброму слову, сказанному в адрес лично президента Российской Федерации.
О Путине — либо плохо, либо ничего. Если ты сказал о президенте что-то хорошее без каких-то специальных оговорок, без ссылок на обстоятельства, вынуждающие Путина делать нечто правильное, — это значит, ты продался за деньги или пытаешься угодить власти. Никакие иные резоны в расчет не принимались.
Ровно то же самое было и в 1905-м: нельзя было сказать ни слова благодарности монарху ни за амнистию, ни за Конституцию. Что осталось запечатлено во всем известных стихах о том историческом моменте 17 октября: «Царь испугался, издал манифест. Мертвым — свобода, Живых — под арест» второсортного большевистского поэта Павла Арского и «А у поэта — всемирный запой, И мало ему конституций» гениального Александра Блока.
Либеральная общественность отвергла протянутую руку власти и семимильными шагами пошла навстречу собственной гибели.
Теперь — всё то же самое, только с виду всё гораздо спокойнее. Либеральная среда, конечно, не аплодирует бомбистам, конечно, многие ее представители спокойно вступают в деловые отношения с разными кругами бюрократии. Существует только одно жесткое табу — табу на публичную поддержку Путина. Табу на лояльность президенту. Всё остальное в общем допустимо.
Но ведь если не переступить это табу, невозможно начать диалог, невозможно всерьез говорить о том, что какую-то страницу в нашей истории можно окончательно «перевернуть».
Как только в прессе начались новые признаки политического «потепления», которое к концу года привело к декабрьской амнистии и помилованию Ходорковского, возник вопрос — на кого, на каких «новых лояльных» сможет опереться президент в том случае, если сделает шаг, два шага по направлению к оппозиционным средам, идя навстречу их требованиям.
Более или менее понятно, на кого стоит опираться, если вести жесткую политику, кто обязательно поддержит все решительные меры, поскольку поддерживал их до сих пор. А вот кто поддержит более «мягкий курс», причем не надеясь, что он приведет к обвалу власти, без тех подрывных мечтаний, в которых потом открыто признавались многие так называемые «прорабы» эпохи перестройки?
Очень хорошо, что Илья Пономарев поставил все эти вопросы в своем размышлении о политических итогах уходящего года, обозначив господствующую установку либеральной фронды на все возможные уступки власти термином «формула тупика».
Посмотрим, будет ли наконец рождена на эту тупиковую формулу какая-нибудь другая, альтернативная, которая позволит достойным представителям либеральной оппозиции действовать без боязни за свою репутацию среди всем известных профессиональных политических клакеров. Эти Соловьи-разбойники засвистят любого, кто изберет самостоятельный путь. Как бы всем научиться не обращать внимания на их свист?
