Перейти к основному содержанию
Реклама
Прямой эфир
Мир
В Белоруссии зарегистрировали первый противоопухолевый клеточный продукт
Мир
В Аргентине задержан один из обвиняемых по делу о гибели солиста One Direction
Мир
Фермеры в Польше объявили протестную акцию у представительства ЕК
Мир
Уголовное дело по факту смерти баскетболиста Яниса Тиммы возбуждено в Латвии
Общество
В Мурманской области ожидаются морозы до –37 градусов
Мир
СМИ сообщили о росте импорта урана из России в Германию почти на 70%
Мир
Швеция направит в Финляндию корабль для расследования происшествия на Балтике
Мир
Республиканец Джонсон переизбран спикером палаты представителей конгресса США
Мир
Босфор перекрыли для поисков пропавших более 40 дней назад брата и сестры
Мир
В Приднестровье без тепла и газа остались 1,5 тыс. многоэтажек и 72 тыс. частных домов
Мир
Суд вынесет Трампу приговор по делу о подлоге документов 10 января
Мир
В Белом доме допустили выделение нового пакета помощи Украине
Мир
В Белоруссии запретили российскую гречку «Фермер»
Мир
Сийярто назвал жалким отказ Польши пригласить посла Венгрии на церемонию в ЕС
Культура
Юра Борисов и Марк Эйдельштейн номинированы на британскую кинопремию БАФТА
Мир
В Иране заявили о готовности вступить в переговоры по ядерной доктрине с Западом
Мир
Во Франции сообщили о желании 60% населения отправить Макрона в отставку
Мир
Лидер Гренландии заявил о стремлении к независимости от Дании

«Завод «Свобода» возродил производственный роман

Книга Ксении Букши — неожиданный опыт в жанре, казалось, канувшем в Лету вместе с соцреализмом
0
«Завод «Свобода» возродил производственный роман
Озвучить текст
Выделить главное
Вкл
Выкл

В своем дебютном романе 2002 года «Орфография» Дмитрий Быков описывает, как в начале 1918 года свежеиспеченный нарком просвещения собирает в одном из петербургских дворцов профессоров и литераторов и поручает им создать «историю петербургской промышленности».

Первым за дело берется один литературный поденщик: после бесчисленных историй о баронах и маркизах, которых он в глаза не видел, неужели он не напишет историю завода, поговорив с его рабочими? Но затея проваливается: автор представляет «смесь всех стилей площадной литературы, от милорда глупого до житий». И нарком вынужден признать: «Бессмысленны общественные заказы, когда нет заказа личного». После чего поручает профессорам составление списка рекомендованной литературы для пролетариата.

Через год после выхода «Орфографии» Дмитрий Быков в качестве шеф-редактора одной мелькнувшей кометой газеты опубликовал рассказ «Питерские каникулы», приметный не только оригинальностью и задором, но и не по годам уверенной рукой автора — 20-летней петербургской студентки Ксении Букши.

А еще через 10 лет Букша, успевшая выпустить десяток романов и сборников рассказов во всех жанрах, от антиутопии до мистификации, сделала то, что не удалось герою быковского романа, — написала, поговорив с работниками и посидев в архивах, «Завод «Свобода» — последовательную и при этом художественную историю реального оборонного завода.

Завод возник на волне первых пятилеток, выстоял блокаду, просуществовал всё послевоенное время в виде «почтового ящика», ковавшего смертоносные «изделия» для подводных лодок («Вся геополитика — она вот тут, вот этими руками делалась!» ), сам едва не утонул в начале 1990-х — но выжил.

Для читателя, даже поверхностно знакомого с историей русской литературы XX века, появление хорошей книги о заводе может показаться удивительными. Производственный роман, в котором герои борются за повышение производительности труда и проговаривают все личные отношения исключительно через рабочие проблемы, возник сразу после революции, став, заметим в скобках, частью международного авангарда.

В 1930-е годы он породил несколько прекрасных образцов, в том числе «Соть» Леонида Леонова. В послевоенное время клишировался, в начале 1980-х оказался беспощадно высмеян. Казалось, после зубодробительных «Тридцатой любви Марины» и «Первого субботника» Владимира Сорокина всерьез писать о заводе уже невозможно. Но Букше это удается.

В первую очередь, как это ни банально звучит, за счет таких естественных для писателя (но недоступных для многих генералов от соцреализма) вещей, как живой и разнообразный язык, гибкая интонация и способность по-новому взглянуть на привычное. В частности — на главного героя. В каждой из сорока глав книги он свой. И все они обозначены неопределенной буквой — А., Н., М., и так  вплоть до Z.

При этом часть героев-литер переходит пунктиром в последующие главы, взрослея и меняясь вместе с заводом. Запомнить, кто есть кто, не составляя параллельно чтению специальную таблицу, практически невозможно, но это и не нужно: главное — создать впечатление непрерывности. 

Кроме того, современный автор позволяет себе то, чего не могли позволить авторы советские: идеологическую двойственность. Открывается книга пассажем недвусмысленно антисоветским: «Учила ведь одна умная мама сына-первоклашку: увидишь буквы белым по красному, не читай, глупость одна, но то, что я тебе сказала сейчас, никому не говори. Белым по красному над заводом: «Свобода», глупость одна».

Но всё дальнейшее повествование опровергает это утверждение: нет, не глупость! Почему? Ответ и здесь обескураживающе прост: «И вот еще, когда в космос полетели. Мы же все жили в космосе! Даже если вшестером в общаге, в одной комнате, но мы все жили в космосе! Во Вселенной! Какой там железный занавес?! Космос — это отсутствие хаоса, это ясность и порядок, и одновременно — это бесконечность, и вот мы в этой бесконечности жили... Ну, в семидесятых, конечно, уже началась ложь, и это было четко видно и заметно... Но не у нас на заводе! Не в ОКБ! У нас оставался какой-то островок, что лжи не было совсем. Я не знаю, почему. Может, дело в людях. Наверняка дело в людях».

Это относится не только к заводам, но и к книгам. Все жанры хороши — если талантливый автор берется за «свою» тему. И производственный роман — не исключение.

Читайте также
Комментарии
Прямой эфир