Общаясь недавно с представителями СМИ, московский градоначальник сказал, что не хотел бы, чтобы Москва была похожа на Нью-Йорк. Действительно, Нью-Йорк, нарезанный на фешенебельные и совсем бедные, иной раз опасные, районы, вряд ли может служить образцом для подражания.
Но проблема Москвы состоит, на мой взгляд, вовсе не в том, что ей грозит стать Нью-Йорком, а в том, что ― продолжая американскую аналогию ― она уже является одновременно и своего рода Нью-Йорком, и Лос-Анджелесом, и Детройтом, и Вашингтоном. Вдобавок это еще и вместилище огромного количества университетских городков.
Москва подобна Нью-Йорку, потому что является финансовым и деловым центром, причем перетащившим на себя финансовое одеяло страны в гораздо большей степени, нежели сам Нью-Йорк. Она столичный город и в этом смысле является аналогом Вашингтона. Москва также напоминает Детройт. Напоминает своим индустриальным прошлым. Как и в Детройте, сегодня индустрия практически покинула город, оставив после себя огромные спальные районы, ранее предназначенные для рабочих не существующих ныне предприятий. Некоторые из этих районов становятся неблагополучными. Можно вспомнить Бирюлево, где рядом со спальным районом была гигантская промзона.
Прибавьте к сосредоточенной в Москве киноиндустрии неприлично богатые загородные поселки, и вы получите эдакий наш Лос-Анджелес. А когда читаешь новость об очередной драке или даже перестрелке в ресторане между депутатом и чином из правоохранительной системы, кажется, что это даже не сегодняшний Лос-Анджелес, а годов эдак 1950-х…
В Москве видимо-невидимо студентов со всех концов страны. Во всем мире университеты и научные центры строят подальше от мегаполисов, создавая неповторимую кампусную среду и рабочие места за городской чертой. У нас же ― всё в Москве.
Все тянутся в Москву, и это давно перестало быть проблемой только Москвы. Это стало проблемой всей России. Около 10% населения самой большой в мире страны, обладающей гигантскими богатствами, теснятся в одном большом городе. Плюс к тому на работу в этот город ездит множество людей из прилегающих губерний и соседних государств. Кажется, открой еще полмиллиона салонов сотовой связи, тысячу офисов и пару сотен банков, и уже половина населения окажется здесь, оставляя за спиной опустевшую и заброшенную страну. Только воинские части и нефтяные вышки останутся на своих местах.
О проблеме чрезмерного сосредоточения всего и вся в Москве и отсутствия регионального развития говорят давно. Пытались что-то делать. Обсуждали проекты переноса столицы и даже возведения нового стольного града, строили планы переезда целого ряда ведомств в Санкт-Петербург, принимали программы по развитию регионов до такого-то года, выделяли средства… А потом создавали комиссии по выявлению причин того, почему ничего не вышло ― не появилось новых центров развития и роста, не расцвела одноэтажная Россия, не стали расти, как грибы, новые большие и маленькие заводы, не затрещали винтами над северами и югами новенькие самолеты и вертолеты российского производства, не возникло ничего похожего на Силиконовую долину, не распространилось современное сельское хозяйство, не зажили своей жизнью маленькие чистенькие городки с поголовной занятостью на местных производствах и, так сказать, предприятиях быта.
А ведь комиссий никаких можно было не создавать. Да и не нужно было. Впрочем, как и концепций, планов и госпрограмм. Ибо госпрограмма в данном случае ― прямая противоположность желаемому результату.
Представим себе гениальную программу по развитию какого-нибудь Дальненижнесеверолесска. Руководить ее реализацией будет чиновник. Даже если заставить этого чиновника жить в курируемом им городе, то начальство его все равно останется в Москве. Он будет непрерывно докладывать в центр и с центром же советоваться. Со временем возникнет комитет по развитию несчастного городка и работники этой структуры будут жить и работать в Москве. Сам же «брошенный» на Дальненижнесеверолесск чиновник будет летать в Москву докладывать и советоваться. Со временем он обрастет в Москве аппаратом помощников, секретаршей, служебной квартирой и машиной с водителем. Опять же, дети чиновника захотят учиться в Москве. И «развиваемый» город останется придатком столицы, а его жители захотят в нее перебраться. Возможно, кто-то из местных помощников нашего чиновника, выслужившись перед боссом, получит его протекцию и переедет-таки в Москву с женой, детьми и братьями-сестрами. Еще пара квартир. Еще несколько машин… Еще больше людей в Москве, еще меньше ― в Дальненижнесеверолесске.
Такова логика чиновника. Везде. В США, с которыми мы проводим сравнение, тоже. Нет такого сотрудника ФБР, который не вожделел бы перевода в Вашингтон. Нет такого партийного функционера, который не хотел бы в Капитолий.
Но за «развитием территорий» там следят сами жители. Они контролируют местную власть и не оглядываются на Вашингтон и Нью-Йорк. У них в родной «глубинке» собственность, дело, выбранные мэр и шериф, свои школы и университеты и, наконец, свой город побольше, где есть рабочие места для людей с высшим образованием. Конечно, молодые парни и девушки стремятся в самые крупные города «за своей мечтой», но не повально все. Да и центров притяжения таких несколько.
У нас в стране в последнее десятилетие были свои причины для предельной централизации управления. И многие проблемы были таким образом решены, однако побочный эффект оказался слишком большим и в какой-то момент стал опаснее тех вызовов, ответом на которые стали в числе прочего госпрограммы и госкорпорации. Чиновничье управление и чиновничья логика стали чем-то само собой разумеющимся. И если есть лучший способ ликвидировать всякие возможности для роста и развития, так это согласиться с такой логикой и на следующее десятилетие.
Рост могут обеспечить только экономически свободные люди, которым даны гарантии собственности, местного самоуправления и невмешательства чиновников всех мастей в их жизнь. Переход от одной логики к другой ― всегда процесс сложный. Но этот переход ― единственная госпрограмма, которая сегодня может дать результат.
