Борис Акунин вошел в историю
Объявив о начале работы над «Историей Российского государства», Борис Акунин сильно подставился. Многие, признавая несомненную своевременность проекта, остались покороблены непринужденностью, с которой успешный беллетрист соотносит его с подвижнической многолетней работой Николая Карамзина.
Упреки в дилетантизме от истории подкреплялись аргументами о том, что его романы о XIX веке полны натяжек и условностей. В случае с «Историей Российского государства» боялись вместо научного труда получить очередную проповедь либеральных ценностей под видом занимательной истории.
Не столь многочисленные, но более въедливые читатели сразу обратили внимание на существенный нюанс: Карамзин был ультрамонархистом и весьма гордился дарованным ему званием историографа. К которому к тому же полагалось профессорское жалованье. Не метит ли и Акунин на теплое местечко?
Поэтому два первых тома, первый из которых собственно — «История Российского государства от истоков до монгольского нашествия», а второй — три авантюрные повести под общим заголовком «Огненный перст», были встречены с большим, но не самым благожелательным интересом.
Оказалось, что не всё так страшно. Самое первое и самое важное: автор ни в коем случае не претендует на учебник истории или уж тем более единый учебник. Наоборот, исторический том начинается с честного предупреждения: «Я пишу для людей, плохо знающих российскую историю и желающих в ней разобраться. Я и сам такой же».
Таким образом, «История…» Акунина — это не претензия на новый канон, а честная попытка «разобраться», предпринимаемая на наших глазах «публичным интеллектуалом», чьи взгляды нам хорошо известны по фандориане и выступлениям последних лет.
Потом автор добавляет: «Я не выстраиваю никакой концепции» и «я решительный противник идеологизированной истории». Второе утверждение он и впрямь старательно соблюдает, одинаково часто цитируя и монархиста Карамзина, и насквозь идеологизированного советского академика Рыбакова. А вот с первым вышла неувязка.
Сама логика структурирования огромного материала подтолкнула профессионального писателя к тому, чтобы снабдить тома эффектными заголовками: «Часть Европы» (первый том, вышедший сейчас), «Часть Азии» (второй том — от монголо-татарского нашествия до XVII века) и, наконец, видимо, «Евразия».
А такая периодизация сама сложилась в концепцию, ее автор прописывает прямым текстом: современная Россия — евроазиатское государство, в устоях и традициях которого европейские и азиатские черты смешались так же неразрывно, как в физиономии Андрея Боголюбского, владимирского князя и при этом половца по матери. Что и обеспечило фантастическую устойчивость этого государства.
С концепцией этой можно соглашаться или нет, но она заявлена открыто, а не протаскивается исподволь. В остальном же автор честно следует намеченному плану: разбирает скудные источники, вылущивает из них «среднее достоверное», выстраивая удобопонятную линию формирования Киевской Руси.
И заодно развенчивает красивые легенды, как государственнические, вроде пресловутого «призвания варягов» (норманны издавна жили бок о бок с новгородцами), так и интеллигентско-либеральные, вроде демократии, якобы процветавшей в «Господине Великом Новгороде». Ну какая демократия, если решения на вече принимались «на крик», а у сильнейших бояр были свои профессиональные «крикуны»?
При этом он (как, впрочем, и некогда Карамзин) не отказывает себе в своеобразном юморе. «Про высокую нравственность славянок читать приятно, но добровольность их самоубийств вызывает сомнения», — комментирует он сообщение византийского хрониста о жестоких погребальных обрядах славян-язычников.
Порою же такой сарказм возникает сам собой. «Бунт в столице всегда сотрясает самые основы государства», — замечает автор. Речь идет о восстании 1113 года, приведшем на трон Владимира Мономаха, но отпускает-то это замечание Борис Акунин, активный участник и в какой-то степени идеолог белоленточного движения зимы 2011–2012 годов. А если учесть, что речь идет о Киеве, буквально о тех самых местах, где кипят страсти ровно 900 лет спустя, становится совсем «смешно».
Разумеется, на страницах всё время возникают колоритные личности. Например: «этот Рюрикович был классическим бароном-разбойником, которыми изобилует история средневековой Европы — жадным до добычи, безжалостным и коварным». Готовый злодей исторического романа, бери и пиши.
Акунин и пишет. И не только чтобы не пропадал собранный материал, но и, очевидно, в качестве компенсации профессорского жалования, которого ему никто не предлагает. Но не про жестоких князей и мудрых государей. В центре «Огненного перста» — выдуманные персонажи IX, XI и XIII веков, объединенные передающейся из поколения в поколение большой родинкой посреди лба, отметиной «Огненного перста».
Это тоже честная книга — честная беллетристика, назначение ее — развлечь читателя и заодно помочь ему «усвоить материал». Ведь Акунин, хоть и публичный интеллектуал, но не академик и не религиозный учитель. Относиться к каждому его слову, как к непреложной истине, совсем не обязательно.
