Столица сдалась чемодану с фирменным логотипом без боя. Неделю назад общественность обнаружила конструкцию. Она, правда, появилась там чуть раньше, но не всякий человек ходит каждый день по делу на Красную площадь, так что слона 9 м в высоту и 30 в длину не сразу приметили. Выходные прошли под знаком вопроса — «Что это за чемодан, придавивший собор Василия Блаженного и башни Кремля?!» К вечеру понедельника разгорелся скандал, во вторник парламентарии требовали убрать чемодан из сакрального места, а журналисты ругались и искали хозяев потерянного багажа. Вечером того же дня хозяин негромко заявил о себе — ГУМ сообщил представительству LV в России о необходимости демонтировать объект. Казалось, гражданское общество одержало победу над химерой гламура.
К утру среды стало широко известно, что чемодан еще и нагружен благотворительными смыслами — деньги за билеты на выставку «Душа странствий», где будет представлен багаж великих людей, пойдут в фонд помощи детям Натальи Водяновой. И тогда чемодан стали жалеть — ВВЦ и парк Горького предложили принять его у себя, а общественность резко переменила мнение: что, дескать, плохого в веселом ярмарочном павильоне в пользу детей? Мавзолей на Красной площади вас не смущает, а к культурной акции европейского уровня вы прицепились!
Любовь Москвы не быстрая, но верная и чистая. То, что столица так поддалась чемоданному настроению, говорит о москвичах скорее хорошо — как о людях добрых, эмоциональных, с чувством юмора. И на новости о демонтаже объекта горожане с гражданской позицией отреагировали даже с возмущением.
Возможно, в тот момент, когда вы читаете эти строки, чемодан уже едет на «Сапсане» в Петербург. Или плывет по Волге-реке. Или вырастает на берегу Байкала. Или прячется в глухой тайге, возле стратегически важного газопровода. Или пересекает границу, улепетывая от Следственного комитета и унося в своем потайном отделении наворованные деньги. Если уж мы кого полюбим, то это навсегда. Как гоголевский нос, чемодан разгуливает сам по себе. Не важно, кто был его хозяином изначально, — чемодан навечно прописался в России. От него не избавиться, он навязчиво лезет в глаза, как в хичкоковском фильме «Окно во двор», где убийца несколько дней выносил из квартиры останки жены в чемодане.
Да, именно эти чемоданы падают на ленту в аэропорту Ниццы, когда разгружается «русский рейс», они летят в багажных отсеках частных самолетов российских чиновников и предпринимателей. Может быть, даже и снабженные монограммой, как саквояж князя Владимира Орлова, по образцу которого выстроен скандальный павильон. Это снизу, с брусчатки видно, как нелепы московские старухи с их потертыми сумками и стоптанными ботами на фоне княжеского саквояжа. Сверху эти детали не особенно заметны, как и проблемы детей, опекаемых фондом Водяновой.
Благотворительность в Европе — норма, ей всегда покровительствуют модные бренды, знаменитости в обязательном порядке патронируют гуманитарные проекты. Но на благотворительных мероприятиях в развитых странах собирают деньги на чужих детей и чужие проблемы. Золотой миллиард помогает страждущим из третьего мира. В России благотворители собирают деньги на своих, местных детей и взрослых. Европейские гуманитарные практики у нас переворачиваются с ног на голову — тут содержанка коррупционера идет на благотворительный вечер, чтобы пожертвовать свои серьги в пользу бедных, которых грабит ее благодетель. Чемодан привлек лишнее внимание к этой изнанке красивой русской жизни.
И размер все-таки имеет значение. Если бы саквояж был чуть меньше, никто бы не задавался проклятыми вопросами — сколько стоил? кто разрешил? кто платил? кому платил? почему нарушен закон? а куда смотрели раньше? кто все эти люди, которые распоряжаются Красной площадью? Выставка открылась бы, как и было запланировано, вернисажем и приватным ужином с Бернаром Арно, а потом бы начала работать для всех желающих. По этому сценарию проходят сотни модных вечеринок в Москве, Петербурге и Сочи. Большие деньги сосредоточены в руках небольшой группы людей, деньгам и людям нужно где-то встречаться, и чемоданы — не худший повод для вечеринки. Лучше, чем белье или крем для лица. А ведь и на крем тоже ходят.
Конечно, Красная площадь в ее нынешнем виде не приспособлена для хранения такого крупногабаритного багажа. Здесь и так тесно от конфликтующих идеологий. Мавзолей и могилы у Кремлевской стены напоминают, что страна родилась в 1917-м и существует в большевистской концепции, кремлевские башни с двуглавыми орлами и статус Кремля как средоточия высшей власти, напротив, сообщают, что Россия до сих пор — великая империя, гумовский каток, в свою очередь, предлагает не затрудняться сложными государственными вопросами, а надеть коньки и сделать вид, что мы в Европе. Чемодан с его имперством (багаж великих князей) и европейскостью (мода, благотворительность, аттракцион) окончательно запутывает дискурс.
Как известно, «дискурс обрамляет гламур и служит для него чем-то вроде изысканного футляра» (как не процитировать Виктора Олеговича Пелевина, если уж на сундуке его инициалы — PWO, по случайности совпадающие с инициалами клиента марки Prince Wladimir Orlov). В данном случае всё произошло с точностью до наоборот — в чемодан легко поместился весь актуальный русский дискурс. Не больно-то и велик. А чемодан, над которым сейчас нависли строительные краны, так и остался неуязвимым и закрытым.
Между тем внутри этого рекламного коня должен был выставляться интересный экспонат — чемодан Пьера де Бразза, итальянского графа, французского колонизатора и общечеловеческого гуманиста, именем которого назван город Браззавиль в Конго. Он фактически создал колонию в экваториальной Африке, составившую треть территории метрополии, покорил аборигенов без единого выстрела, свято верил в цивилизаторскую миссию Франции. Чемоданчик де Бразза удобный, красивый, с раскладушкой в классическую полоску. Есть и примечательная картинка, где колонизатор общается с туземцами, предлагая им, очевидно, новый дискурс. Но нет картинки, изображающей, как вслед за романтиком Браззом приходят в Африку концессионеры и превращают туземцев в рабов.
Если бы Россия была сама себе интеллектуальной метрополией, то, конечно, судьба чужого модного багажа, даже циклопического размера, никогда бы не стала проблемой федерального уровня. Постоял бы тихо где-нибудь в Сокольниках и домой пошел. Но разве могли добрые русские люди обойти вниманием чемодан, в котором так много стеклянных бус.
