Гребенщиков был всегда.
Мне года четыре: мы с мамой идем по улице, размахиваем сцепленными руками и поем: «Широко трепещет туманная нива, вороны спускаются с гор…» Альбом «Треугольник» вышел, стало быть, четыре года назад.
Лет в 10 родители сказали мне, что негоже ребенку любить такую стариковскую музыку, что появилось много музыки посвежее, и я, подумав, стал любить Цоя. Но Цой разбился, а у «Аквариума» вышел «Русский альбом», так что шансов поменять судьбу у меня не осталось.
Еще лет через пять я специально выучился немного играть на гитаре, чтобы петь песни Гребенщикова в компаниях — пел их числом около ста, да к тому же пел куда лучше, нежели играл, так что пользовался в компаниях значительным успехом.
Однажды я взял у Бориса Борисовича автограф — на белой капле для гитары, это такой кусок пластика, который клеится на деку, только не спрашивайте зачем, я его так и не приклеил, до сих пор лежит где-то в конвертике.
На концерте Гребенщикова в 19 лет я познакомился с юной красавицей, и мы прожили с ней следующие 12 лет, а нашему сыну уже пять. На том концерте, на который я чудом прорвался бесплатно, «Аквариум» впервые, кажется, пел «Сутру ледоруба», «Мальчика Золотое кольцо», и эти песни я нежно люблю до сих пор.
Сейчас в моем телефоне Traveling Wilburysи Шинейд О’Коннор, Grizzly Bear и Temples — музыка, о которой я узнал от Гребенщикова, я регулярно слушаю «Аэростат», передачу обо всей музыке мира, которую он уже восемь лет ведет на радио.
Гребенщиков естественен, как солнечный свет, и столь же постоянен. Я давно бросил читать его интервью, потому что знаю всё, что там будет сказано, пропускаю мимо ушей его милую проповедь отказа от ума и, наверное, могу своими словами пересказать, что Гребенщиков думает о жизни во всех ее аспектах, — но я до сих пор могу до истерики хохотать над его шутками, звук его голоса оказывает на меня гипнотизирующее воздействие, а некоторые песни из новых постоянно оказываются в плей-листе на первых местах в рейтинге.
Иногда мне кажется, что Гребенщиков — то немногое, что нас объединяет. Кому-то мил поп, кому-то попадья, кому-то свиной хрящик, но Гребенщикова любит и модный либеральный журналист, и бородатый певец Империи, и барышня с филфака — не скажу, что все, потому что есть, конечно, и те, кого от Гребенщикова трясет, но эти люди, наверное, любят Киркорова, и я с ними не знаком.
Гребенщикова цитируют Пелевин и Крусанов, Веня Д’ркин и Егор Летов (уже покойные), нет, наверное, ни одного журналиста, который хоть раз не процитировал Гребенщикова, — цитаты из Гребенщикова вошли в плоть и кровь русского языка вплоть до паразитарного словечка «типа», впервые появившегося в песне «212-85-06». Номер этот в Петербурге, кстати, до сих пор «не существует», как утверждает автоматическая девушка, и я готов с ней поспорить: существует, да еще как — может быть, только он один и существует.
Когда несколько лет назад на сайте модного журнала проводили опрос, кому из русских неплохо бы дать Нобелевскую премию по литературе, в голосовании с большим отрывом победил Гребенщиков — и это только на первый взгляд выглядит анекдотом. В завещании Нобеля, напомню, речь идет о литературе «идеалистической направленности» — и кто кроме Гребенщикова вот уже 4 тыс. лет (как в шутку рекламировали недавнее 40-летие «Аквариума») упорно призывает в русской литературе к любви, милосердию, снисходительности, вообще, извините, типа, к добру, делает это без ненависти в голосе, не размахивая автоматом и не отдавая команд?
Гребенщиков проливается на Россию, как ровный и мягкий свет — его улыбка смягчает ожесточенные сердца, его песни очищают чакры, а водка, заряженная на его портрете, приобретает целебные свойства. Пока он глядит на нас с хитрецой, в России не так уж и страшно.
Сегодня Борису Борисовичу 60 лет, и я не сомневаюсь, что для него это только полпути. Он как Толстой 2.0 должен дожить до 120 — и будьте уверены, он успеет сделать еще столько, сколько за такой срок не сделает целый институт. Песни, фильмы, картины, передачи, сайты, книги, клипы, спектакли, концерты и так далее.
С днем рождения, Борис Борисович! Спасибо.
