Скоро начнется «Оттепель»
В московском кинотеатре «Пионер» «Первый канал» провел закрытый показ двух начальных серий фильма Валерия Тодоровского «Оттепель», выходящего на телеэкраны в декабре.
По словам продюсера этого проекта Константина Эрнста, небольшой зал «Пионера» в отличие от просторного «Октября» способен вместить ровно столько зрителей, сколько надо, — тех, чье мнение дорого и интересно авторам.
На сей раз «правильных» людей оказалось все же чуть больше, чем сто с небольшим «пионерских» мест, и некоторым из приглашенных пришлось сидеть на ступеньках. Но вряд ли они о том пожалели. Собственно, пожалеть после этой премьеры можно лишь об одном: что не удастся посмотреть все 12 серий на большом экране.
Потому что «Оттепель» — только по хронометражу сериал, а по качеству изображения, режиссуре, драматургии — настоящее кино, причем из тех, что появляются редко и оставляют долгий след.
Впрочем, все чаще можно услышать мнение, что именно сериалы становятся прибежищем для настоящих авторов, оттесненных от большого экрана попкорновой лихорадкой. Так, во всяком случае, решили в Америке, переживающей сейчас настоящий Золотой сериальный век.
Тодоровский, который после успеха «Стиляг» много времени проводил в Штатах, на эту «иглу» подсел. И, по его словам, помимо прочего, понял одну важную вещь: сериал получается, если автор рассказывает о том, что ему близко и хорошо известно. Как, например, создатель сериала Mad Men Мэтью Уэйнер, чей отец был звездой рекламного бизнеса в 1960-е.
Российский вариант Mad Men, как бы кто о том ни мечтал, сделать вряд ли возможно — просто потому, что в 1960-х рекламы в СССР не было. Зато существовал кинематограф периода оттепели — удивительный мир, открытый Тодоровским-младшим благодаря воспоминаниям младенчества и генетической памяти.
«Оттепель» — фильм о молодости поколения его отца, Петра Ефимовича Тодоровского, о его друзьях и недругах, словом, о людях, которые представляли уникальное явление — «российское кино шестидесятых».
Главный герой — молодой оператор и сердцеед Виктор Хрусталев (Евгений Цыганов), сидящий без работы из-за непростого характера, с одной стороны, и желания снимать именно кино, а не зрительский ширпотреб — с другой.
К нему попадает последний сценарий покончившего жизнь самоубийством друга (Федор Лавров), и он вместе с недавним выпускником режиссерского отделения ВГИКа Егором Мячиным (Александр Яценко) решает во что бы то ни стало добиться у директора «Мосфильма» (Владимир Гостюхин) постановки фильма по этому сценарию.
Это чисто внешняя, сюжетная канва первых двух серий, куда кроме собственно кинематографической интриги вместилось еще очень много всего.
Фильм начинается с восхитительной сцены объяснения Хрусталева с некой Ларой (Евгения Брик), которая из статуса возлюбленной должна в процессе разговора переместиться в положение «бывшей». Красавица Брик удивительно точно играет отчаяние влюбленной женщины, Цыганов — скуку мужчины, ни разу не любившего, а потому все эскапады своей «экс» воспринимающего как назойливый фарс.
Эта сцена становится своего рода прологом к фильму, который грозит стать абсолютным рекордсменом по количеству замечательных женских ролей.
— Глицерин? — глядя на плачущую героиню Виктории Исаковой, спрашивает Хрусталев (сцена происходит на похоронах погибшего друга).
Зрители пока не знают ничего об этой женщине, но реплика способна сказать очень многое и о ней, и о характере их отношений. В «Оттепели» целая россыпь таких точных, нетривиальных деталей — они и являются главным строительным материалом фильма.
Здесь нет прямых портретов, хотя много узнаваемых черт людей, уже вошедших в историю. Но играть в «угадайку» — кто есть кто — бессмысленно. И не потому, что режиссер (он же — наряду с Аленой Званцовой и Дмитрием Константиновым — соавтор сценария) так искусно замел следы.
Просто «Оттепель» — это совсем не «Алмазный мой венец», не зашифрованный мемуар, а скорее фантазия на тему, объяснение в любви самой, наверное, светлой эпохе отечественной истории прошлого века.
Режиссерское упоение стилем здесь не раздражает, а захватывает аудиторию. В кадре — машины, радиоприемники, прически тех лет, но это скорее метафора 1960-х, чем попытка буквального их воспроизведения.
В этом смысле «Оттепель» сродни «Стилягам» — и бессмысленно упрекать режиссера, что героини одеты так, будто все эти платья в талию и костюмы с юбкой чуть ниже колена создавались у Диора, а отнюдь не на Кузнецком Мосту, и уж тем более не на швейных фабриках советского образца.
Перед началом просмотра в «Пионере» Константин Эрнст привел слова Михаила Ефремова, сыгравшего в «Оттепели» кинематографиста-стахановца, автора любимых народом комедий: «Лет 15 не работал с режиссером. Какой же это кайф!»
Кажется, подобный кайф испытали все снимавшиеся в фильме актеры независимо от того, как складывалась до «Оттепели» их творческая биография, и кайф этот передается зрителям.
Даже те, кто не любит Евгения Цыганова, после Хрусталева наверняка изменят свое отношение: Цыганову в этой роли удалось то, что удается мало кому, — быть значительным без потуг на многозначительный вид.
Те, кто не является заядлым театралом, откроют для себя артистку Яну Сексте. Ее операторша — «свой парень», коллега и друг Хрусталева — единственная, наверное, молодая женщина в этом фильме, не попадающая в разряд «красоток» и оттого еще более яркая.
Ни про одну, даже самую незначительную по количеству экранного времени, женскую роль здесь невозможно сказать «эпизод» — это полноценные образы, в которые режиссер, кажется, немного влюблен. Как влюблен в музыку Константина Меладзе — ее в фильме много, и вся она — отсыл к темам кино 1960-х и про 1960-е.
Единственно неубедительной, на мой взгляд, выглядит пока центральная романтическая линия: оба главных героя, Хрусталев и Мячин, сами того не зная, влюбляются в одну девушку (Анна Чиповская). Но судить об этом пока сложно. По словам Тодоровского, если перевести сериал в масштаб обычного игрового фильма, то зрителям, собравшимся в «Пионере», показали только первые 10 его минут.
