«Русский от литовца ничем особенным не отличается»
Знаменитый литовский актер Юозас Будрайтис снялся в главной роли в белорусском фильме «Белые росы-2» — продолжении популярного советского фильма «Белые росы». Корреспондент «Известий» встретилась с артистом в Минске на XX международном кинофестивале «Лiстапад», где он был членом жюри основного конкурса игрового кино.
— Президент Белоруссии вручил вам специальный приз — «За сохранение и развитие традиций духовности в киноискусстве».
— Мы, актеры, легендами не становимся, нас кто-нибудь делает ими. Мне трудно представить себе, что я «легенда» и вообще трудно говорить об этом. Я работал с душой, отдавая себя, не думая о политике, и, наверное, находились зрители, которым нравилось то, что я делал, изображал, так или иначе дурачился. Видимо, что-то совпадало на наших полях, если меня еще помнят. Но помнит мое поколение. Молодежь уже не знает, кто этот дедушка.
Тем более что сейчас в кино не завоюешь внимания духовностью образа. Нужен экшен, надо драться, стрелять, воевать. Хотя молодежь разная, и есть, слава богу, умные, хорошие молодые люди. Но подростки любят пошевелить мышцами, и у них совсем другие герои. Я на них не претендую и уже не могу претендовать, это ясно.
— Но молодые режиссеры приглашают вас в свои фильмы. Одна из них — Александра Бутор, режиссер фильма «Белые росы-2».
— Она женщина молодая, но с жестким характером, и казалась мне нашим настоящим командиром. Для режиссуры жесткость нужна. Разговоры, которые Александра вела со мной, были теплыми, чистыми. А идея этого фильма — взаимоотношения между людьми.
— Расскажите о своей роли.
— Мой герой — Андрей Ходас (в первом фильме эту роль сыграл белорусский актер Геннадий Гарбук. — «Известия».), хуторянин, переехал из города, у него хозяйство. Жена предала его, уехала в Германию с богатым человеком. Он остался один в городе и решил удалиться на хутор.
— Фильм «Белые росы» режиссера Игоря Добролюбова вышел на экраны 30 лет назад. Вы его помните?
— Я не видел этого фильма тогда и не стал смотреть сейчас, чтобы избежать влияния. Я люблю работать интуитивно, на грани бессознательного. То, что снято сейчас, — это мое. Сценарист Алексей Дударев — драматург очень тонкий, интеллектуальный. Я играл в его пьесе «Рядовые» в Каунасском драмтеатре.
— Вы ведь снимались раньше не только в СССР?
— Да, и в Германии, Болгарии, Чехословакии. Были работы с Италией, Японией, Швейцарией, Югославией. Но больше всего снимался на «Мосфильме».
— Удивительно, как один актер мог сыграть французского короля и коммерсанта, венгерского барона, немецкого майора, американского посла и конгрессмена, советского разведчика и даже русского крестьянина.
— Нам, прибалтийцам, русских играть не доверяли — из-за акцента. Но Родион Нахапетов настоял на том, чтобы я играл хуторянина Федора Базырина в его фильме «С тобой и без тебя». Руководитель Третьего творческого объединения «Мосфильма» Юлий Райзман был против, говорил, что это «шведский вариант». А Нахапетов снял и сам озвучил меня.
После Федора пошли другие русские. Но скажите, пожалуйста, чем особенным отличается русский от литовца? Или белорус от латыша? Когда играешь темнокожего, тогда задача невыполнимая. А все остальные типы — французы, немцы — одинаковы по структуре лица. Вопрос стоял только об акценте.
— Вас озвучивали наши замечательные актеры: Валентин Никулин, Александр Демьяненко, Александр Кайдановский, Родион Нахапетов, Николай Губенко, Александр Белявский, Сергей Шакуров, Иннокентий Смоктуновский.
— Смоктуновский — дважды. Мы снимались с ним в нескольких фильмах. Режиссер Александр Прошкин рассказывал мне, что Смоктуновский хотел сыграть у него в «Опасном возрасте». Но он сказал ему: «Кеша, извини, твой возраст уже не подходит, я должен взять другого актера». И тогда он меня озвучил. Немножко состарил, правда, кряхтел, пыхтел, говорил, как старикашка. Наверное, мстил мне (улыбается). Я даже попросил Прошкина проследить, чтобы он меня совсем дряхлым не сделал.
Еще Смоктуновский озвучивал меня в фильме «Под небом голубым...». Лучше всего, кажется, подходил мне голос Альберта Филозова. Он абсолютно точно попадал не только в тембр, но и в то, что я хотел выразить. Недавно режиссер Алексей Чистиков снял сериал «Дело чести», это рабочее название. У меня не было времени на озвучивание, и я предложил пригласить Филозова. По-моему, он согласился.
— Если бы не актерство, вы могли бы стать фотографом. У вас прекрасная выставка «Мое кино. 1970–1990-е годы».
— Я хотел быть хирургом. Но получил юридическое образование. И стал артистом.
— Юристом не работали?
— Немного. С некоторыми преступниками общался. Криминалистикой занимался. Фотография всё активнее входит в мою биографию. Видимо, это зависит от более оседлого образа жизни, который сейчас веду, уже не мотаюсь по миру. Раньше бегал, дергался и даже не видел, как выросли мои дети. Эта усидчивость как будто компенсирует потерянное время. И потом — получаешь удовольствие от зафиксированного мгновения. Это как медитирование.
— Смотрю, вы не расстаетесь с фотоаппаратом. Снимаете достопримечательности города? Своих коллег?
— Единой тематики нет. Хотя я очень люблю портреты. Если попадается фотогеничный человек, я его со всех сторон обегаю. Снимаю, если вижу какие-нибудь интересные композиционные моменты, улавливаю атмосферу. Иногда балуюсь с пленочными фотиками. У меня есть Hasselblad с широкой пленкой и более новая пленочная «Лейка».
Бывает, выезжаю в темноте за город, ставлю штатив и наблюдаю за пробуждающейся или замирающей, угасающей природой. Мне нравится, как из ничего появляется нечто, я могу фиксировать самые дорогие для меня моменты рождения явлений природы. Иногда начинаю обрабатывать снимок фотошопом и добиваюсь из никчемной фотографии чего-то стоящего — на мой вкус.
— Как родилась выставка портретов выдающихся актеров?
— Для меня все эти люди дороги, увековечены — не побоюсь такого высокопарного слова. Они в негативах. Они оставили глубокий след в моей душе. Я не подходил к человеку, который «не мой», а подходил к тому, с кем дружил, общался, кто был мне душевно близок.
В свободное время, в перекуры, говорил, скажем, Янковскому: «Олег, улыбнись и посмотри в объектив». Помню, как просил Смоктуновского: «Кеша, посмотри в объектив!» — «Хорошо, посмотрю, — соглашался он. — Долго? Сколько тебе надо смотреть?» — «Я скажу, когда хватит».
Мы были молоды и радовались жизни. Многих уже нет на земле. Когда открывалась моя выставка в Москве, меня поразило, как некоторые зрительницы со слезами на глазах гладили портреты Леонова, Янковского. Я был взволнован. Эти люди не только для меня, а для многих зрителей Советского Союза столько значат! Я фотографировал не для выставки, а для себя. Герои моих снимков со мной. Теперь хочу делиться этими фотографиями с людьми.