Пока в Женеве шли трудные переговоры между Ираном и «шестеркой», на одной из улиц Тегерана в своем автомобиле двумя выстрелами в упор был убит замминистра промышленности Исламской Республики Сафдар Рахмат Абади.
Это уже второе убийство высокопоставленного иранского должностного лица за осень: 30 сентября в Карадже при схожих обстоятельствах погиб Моджтаба Ахмади — офицер КСИР, возглавлявший подразделение по ведению кибернетической войны. Тогда об убийстве официально никто не говорил, однако просочившиеся в западную прессу подробности позволили выдвинуть версию о продолжении тайной войны Израиля против Ирана.
Близкие к официальным кругам политологи Ирана полагают, что речь идет об «активизации неких политических сил, стремящихся сорвать ход переговоров вокруг иранской ядерной программы, в котором наметилась положительная динамика». Также высказывается мнение, что за убийством замминистра могут стоять «салафитские или ваххабитские группировки, которым оказывает помощь Саудовская Аравия». Врагов у Ирана хватает — и Эр-Рияд в их списке не последний. Особенно теперь, когда наметившееся потепление в отношениях Вашингтона с Тегераном грозит поменять весь сложившийся в течение десятилетий баланс сил на Ближнем Востоке. Саудовская Аравия ужасно боится потерять свое положение «любимой жены в гареме» — ведь если США договорятся с Ираном, они перестанут закрывать глаза на то, что режим ас-Саудов остается одним из самых недемократичных в регионе. А договариваться смысл есть — исключение Ирана из пресловутой «оси зла» крайне необходимо обеим сторонам. Тегерану — потому что режим санкций душит экономику страны, расшатывая социальную поддержку иранской теократии. Вашингтону — потому что суннитские режимы Залива на свои нефтедоллары спонсируют исламистские движения по всей планете и угрожают безопасности самих США. И еще потому, что сильный и дружественный Америке Иран куда лучше, чем Иран не столь могучий, но склоняющийся к стратегическому партнерству с Китаем.
К тому же, несмотря на санкции, иранская ядерная программа продолжает развиваться. И eсли у Ирана и появится атомная бомба (хотя рахбар Али Хаменеи не раз заявлял, что разработка ядерного оружия и обладание им является смертным грехом с точки зрения логики, теории и религии — а подобные высказывания рахбара являются фетвой и имеют силу закона), то появится она вовсе не для того, чтобы Тегеран мог стереть с лица Земли Израиль. Конечно, маленький Израиль — действительно «страна одной бомбы», но, во-первых, он обладает мощной и эффективной системой ПРО, а во-вторых, ядерный удар по Израилю неизбежно повлечет за собой ответ, так что решиться на него может только режим коллективных самоубийц. С другой стороны, ядерное оружие по-прежнему остается мощным инструментом сдерживания — и пример Северной Кореи, которую уже давно постигла бы судьба Ливии или Ирака, не будь у нее нескольких ядерных зарядов и десятка не самых совершенных ракет, надо полагать, о многом говорит Тегерану.
Однако в приоритете у иранского руководства — во всяком случае, сейчас — явно не военная составляющая ядерной программы, а энергетика. Символично, что параллельные переговоры Ирана с «шестеркой» и МАГАТЭ закончились совершенно по-разному. В переговорах с «шестеркой» — сокрушительный провал, причем в ситуации, когда вероятность достижения соглашения, по оценке иранцев, была «пять к одному». Переговоры с МАГАТЭ завершились достижением соглашения о «дорожной карте» на три месяца. Причем «карта» весьма подробна: в нее входит не только возможность полноценных инспекций МАГАТЭ завода по производству тяжелой воды в Араке и урановых разработок в Гачине, закрытых раньше для экспертов ООН, но и предоставление данных по всем 16 площадкам для строительства АЭС и всем исследовательским реакторам страны. А «шестерка» споткнулась именно на объекте в Араке — на строящемся там реакторе, который должен работать на тяжелой воде. Причем, что любопытно, единственным членом «шестерки», занявшим непреклонную позицию в этом вопросе, оказалась вовсе не Америка (как это часто бывало раньше), а... Франция. «Мы сказали, что необходимо принять меры к тому, чтобы этот реактор в Араке не мог бы быть запущен, как это планируется, и чтобы он не мог послужить для создания ядерной бомбы», — объяснил в эфире радиостанции «Europe 1» министр иностранных дел Франции Лоран Фабиус.
Французы всерьез разозлили Тегеран: в ситуации, когда до отмены санкций было уже почти что рукой подать, неожиданный демарш Парижа спутал иранцам все карты. В СМИ, отражающих позицию Али Хаменеи Францию теперь ставят на одну доску с Великобританией — традиционным недругом аятолл. «Неумно и неосторожно» — так охарактеризовал позицию французских властей сам рахбар в своем микроблоге в Twitter. Отчего же Париж пошел на такой шаг — в условиях, когда англосаксонский блок (США и Великобритания) под влиянием Обамы явно демонстрирует готовность договариваться с Тегераном?
Возможно, потому, что в современном мире уже не работают старые, «классические» схемы международной политики и дипломатии, в которых каждая страна выступает со своей, и только со своей, позиции. Новый мир, в котором мы с вами живем, — мир глобальных сетей, иногда играющих куда более важную роль, чем государства. Администрация Обамы медленно, но верно движется в направлении создания новой ближневосточной архитектуры, но и в самих США, и в Израиле, и в старой Европе эти перемены не по душе слишком многим. Не нужно призывать на помощь теории заговора. Устоявшиеся экономические связи, налаженные финансовые потоки — всё это противится переменам, какими бы выгодными в перспективе они ни были. В эти сложившиеся конструкции сильный Иран не вписывается.
Система эта отлажена и обладает высокой способностью к адаптации. На протяжении долгих лет ее главным тараном были США и Великобритания. Вспомним: еще пять лет назад, на излете президентства Дж. Буша-младшего, вероятность удара по Ирану со стороны США была более чем велика. Теперь же, когда Вашингтон отходит от своих старых союзников и делает шаги навстречу Тегерану, роль «тарана» перехватил Париж. И будет играть ее, пока хватает резервов у глобальных сетей, объединяющих тех, кому не по нраву перемены, планируемые в Белом доме.
