«Жизнь в Латвии напоминает балаган с элементами эквилибристики»
В России вышла книга рижского журналиста и писателя Михаила Шахназарова. Главные герои — молодые журналисты времен начала перестройки, попадающие в забавное полукриминальное приключение, на фоне жизни типичной для того времени прибалтийской богемы. О веселых и грустных приключениях своих героев Шахназаров пишет в очень узнаваемой, легкой манере, напоминающей первопроходца жанра — Сергея Довлатова. Чтобы разузнать подробности создания нового хулиганистого журналистского жизнеописания, корреспондент «Известий» позвонил Михаилу Шахназарову.
— Первый вопрос, конечно же, о главном герое. Роман Хузин — это вы?
— Ну, скорее да, чем нет. Мне даже кажется, что Роман лучше. Не во всем, конечно.
— Вы специально собирали наработки сюжета для книги: поднимали какие-то записи, дневники, или всё родилось на чистой импровизации, а нюансы всплыли сами собой?
— Всё чистой воды импровизация, которая родилась из получасового рассказа моего знакомого. Ведь случай действительно реальный. Да и писать по плану — это никак не мое. Стоит мне составить план, как всё пойдет не так. Как в известной песне покойного Егора Летова.
— После выхода книги Алексея Иванова «Географ глобус пропил» и ее экранизации стало модным рассуждать о «проблемах 40-летних», скоро наверняка всплывет термин «потерянное поколение». Является ли ваша книга некой данью юности с ностальгической ноткой?
— Книгу писать было нелегко. Иногда приходили ощущения, что я нахожусь в том самом прошлом, которое мне очень дорого и которое иногда называют «совком». Я не люблю это слово. Нужно помнить, что и хорошего, и плохого было немало. И, вообще, для каждого человека любой период жизни по-своему ценен. Будь то детство, юность или более зрелые годы. И с термином «потерянное поколение» никогда не соглашусь. Мы не потеряшки. Нас просто немного помяли (смеется).
— Вы не боитесь упрека, что герои и ситуации у вас откровенно довлатовско-веллеровские? Сравнение, безусловно, в вашу пользу, но разговоров о вторичности не избежать.
— Сергей Донатович писал, что хочет быть похожим на Чехова. И я не вижу ничего плохого в желании быть похожим на Довлатова. Но я ни в коей мере не старался подражать. Что касается Веллера, то я читал всего две книги Михаила Иосифовича, но это было очень давно.
— У Довлатова и Веллера дело происходило в соседней Эстонии. Можно ли сказать, что редакционный быт в бывших прибалтийских республиках СССР имеет немало схожих черт, и можно ли говорить о каких-то геополитических реалиях, присущих только этому региону?
— Думаю, что редакционный быт был повсюду одинаков, если говорить о постсоветском пространстве. Просто в редакции эстонской газеты разливали «Столичную» и закусывали шпротами выпущенными в Таллине, а в редакции латвийской газеты пили ту же водку выпущенную на рижской «бальзамке» завода «Ригас». В 1980-е я еще не был журналистом, но о подвигах коллег весьма наслышан. И там материала на несколько романов.
— Ситуации, в которые попадают ваши герои, могли происходить только в идеологическом контексте тех лет. Жизнь в современной Латвии вряд ли подкинет такие сюжеты.
— Жизнь в современной Латвии напоминает балаган с элементами карманной эквилибристики. Политики здесь интересные. Любят поговорить об угрозе со стороны России, под шумок слямзить пару-тройку еврофондовских «лимонов». Касательно сюжетов — они здесь больше грустные. В Латвии уже много лет ходит шутка: «Улетающий последним, не забудьте выключить свет в аэропорту». И перед моими глазами две Риги. Одна осталась там, в прошлом, во второй я живу.
— Ваш герой, которого, уж извините, читатель невольно отождествит с вами, оставив газету, ударяется в коммерцию. Вы тоже этого не избежали. Какое из этих занятий оказалось «вашим»?
— У меня всё вышло немного наоборот. До журналистики я был в бизнесе, владел страховой компанией. В один момент всё рухнуло, а вернее — порушили. Собственно, так я и стал пишущим человеком. Но знал, что вечно это не продлится. Местные русские СМИ потихоньку умирают, как об этом ни грустно говорить. Но такой исход был предсказуем. Что касается бизнеса, то он ведь тоже бывает разным. Как, впрочем, и отношение к деньгам. Относись я к ним с большим уважением, не оказался бы в журналистике, которую, к слову, не бросил до сих пор. И вряд ли брошу. Одно другому не мешает.
— Тоскуете ли по тем временам и чего именно вам не хватает?
— Тоскую. Очень тоскую. В рижской газете «Вести Сегодня» (бывшая «Советская Молодежь») был великолепный коллектив, с атмосферой, которую трудно передать словами. Пожалуй, период работы в «вестях» и был одним из самых счастливых этапов моей жизни. И я очень благодарен тем наставникам и ребятам, с которыми мне довелось работать.
— Сейчас многие ностальгируют по старой Москве — менее многолюдной, менее проблемной. Рига в вашей повести предстает таким же городом. С экзотическими по тем временам барами, яркими персонажами. Есть в этой эпохе что-то, что вам неизменно близко?
— Ну нет! Рига как раз таки тогда была многолюдной, живой и, несмотря на отсутствие билбордов и неона, — яркой. В той Риге всё было по-другому. Взять тот же спорт. Сам играл в хоккей, и с этим видом меня роднит многое. Но я не хожу на матчи нынешнего «Динамо». Холодная арена, цвета команды другие, зрители не те, хоть и лучшие в КХЛ. А скучаю по многому. Взять хотя бы пивной бар Zem Ozola («Под дубом»), который гремел на весь Союз не тише «Гамбринуса». К слову, я тоже скучаю по Москве 1990-х, в которой провел около четырех лет жизни.
— Какова литературная ситуация в современной Латвии? Каковы шансы стать популярным у русскоязычного писателя?
— Удивительно, но книги в Латвии продаются неплохо. Несмотря на кризис, который здесь не заканчивался, духовная пища является неплохой добавкой и к пище материальной. Что касается популярности... Наверно, нужно читателя зацепить. Именно зацепить, а не написать так, чтобы ему было просто интересно.
— У вас очень активный блог в Facebook, и первыми читателями вашей повести стали его посетители. Сейчас Facebook часто воспринимают как некую «площадку СМИ». Есть ли там место для ситуаций, подобных тем, что вы переживали в редакционной жизни?
— Знаете, скажу то, что до меня, наверное, говорили уже многие. Для меня Facebook — это огромный живой организм, это настоящий город. С широкими магистралями, узкими улочками, своими страстями. Да, это виртуальная жизнь, но там есть место и смеху, и любви, и настоящей боли. А стало быть, и ситуации там бывают вполне и вполне интересные, жизненные. И я рад, что на Facebook у меня много друзей, с многими из которых я сумел по-настоящему сдружиться и в реальной жизни. Я даже с девушкой своей на ФБ познакомился. Что касательно «площадки СМИ», то для меня это больше дневник. Я старомодный, слово блогер не люблю.
— Вы оставляете читателя со своими героями в очень интригующий момент — время распада СССР. Это жестоко, поскольку самое интересное, кажется, только начинается. Только для читателей «Известий» — что с ними будет дальше?
— Для «Известий» как на духу — скажу. Не верил, что книга вообще увидит свет, но дал себе зарок. Если роман напечатают, обязательно напишу продолжение. А с героями всё будет хорошо. Может, переделки и будут посерьезнее, но без чернухи и уходов в мелодии индийского кинематографа. В общем, всё будет рок-н-ролльно.