День рождения президента РФ Владимира Путина — хороший повод не для того, чтобы рассыпаться в славословиях, но чтобы ответить самому себе и другим, в частности, на тот сложный для меня самого вопрос, почему я голосовал против президента в 2000-м и 2004-м и голосовал за него в 2012-м. Думаю, так поступил не один я, но, боюсь, мало, кто в СМИ решится это признать. Мы ведь хорошо знаем, что сегодня в большинстве СМИ царит хорошо известный по некоторым давним временам режим «либеральной самоцензуры» — попробуй скажи что-то хорошее о президенте, и тебя с ног до головы обмажут грязью, причем еще и с помощью тех людей, которые сами находятся во власти или в двух шагах от нее.
Двух оппозиционеров буквально недавно ругали всю неделю только за то, что они обращались к президенту по имени-отчеству и не грубили ему вслух. После того как я написал, что Валдайский клуб завершился триумфально для Путина, на форуме известного оппозиционного издания было сказано всё, что можно сказать пакостного не то что обо мне лично, но и о моих детях, некоторые из которых еще не знают даже имени Путина. В начале прошлого века Василий Розанов написал, что в России быть бунтовщиком — означает пойти и отстоять обедню, сегодня решиться на бунт — это, очевидно, поздравить Путина с днем рождения, что я и хочу сделать.
Главная неожиданность, которую преподнес России нынешний именинник, — это то странное обстоятельство, что он оказался настоящим. В смысле не придуманным, не виртуальным, не сконструированным политологами и политтехнологами, а самым настоящим человеком власти со своими сложностями и проблемами, которые ему пришлось решать.
У него был выбор. Он мог не становиться настоящим, он мог бы принять чужие правила игры, согласиться на ту роль, которую ему написали извне. И тогда бы он получил хорошую международную прессу, его сдержанно хвалили бы правозащитники и мировые светила, его бы не проклинали русофобы-сенаторы и, конечно, дело обошлось бы без массовых митингов в центре Москвы, поддержанных либеральной прессой.
Быть настоящим — это всегда сложно, неудобно для окружающих, и пробуждение к настоящей жизни не всегда имеет вид хорошей театральной постановки. Жизнь настоящего политика не всегда напоминает Валдайский форум. Если бы Путин уступил давлению американцев и не возражал против интервенции в Ирак в 2003 году, едва ли Ходорковский получил бы серьезную поддержку в США и ситуация с выборами на Украине в 2004-м могла бы завершиться более благоприятным для России образом. Но он выбрал правильный и трудный путь, действительно, как пел Высоцкий, «опасный, как военная тропа». Россия не унизилась до роли шакала Табаки, подъедающего за Шер-Ханом объедки добычи, что, между прочим, прямо предлагало Путину в это время чуть ли не всё экспертное сообщество. У экспертного сообщества нет никаких проблем с ошибочными рекомендациями, все слова имеют свойство забываться спустя три месяца после их произнесения, а вот решение политика остается в истории и за решение приходится нести ответственность, рискуя благополучием и безмятежностью духа.
Далее. Путин мог в целом сохранить без всякого напряжения ту систему параллельной экономической власти, которая сложилась в России к концу правления его предшественника. Она часто именуется олигархией, но это слово как-то притерлось, как будто речь идет просто о богатых людях, а не о целой хорошо продуманной системе, ориентированной не столько на извлечение прибыли, сколько на удержание власти. Стоило просто отказаться бороться с этой системой, не создавать что-то свое в противовес ей, и Россия никогда бы не узнала имени Алексея Навального. А всякая популистская критика богатых и знатных так и оставалась бы уделом каких-нибудь совсем маргинальных Анпиловых и Удальцовых. Но Путин решил сыграть в настоящую власть, и само это решение немедленно породило известные круги на воде, которые и привели в конечном счете к «болотному» брожению.
Сейчас, наверное, не время перечислять достижения (их было немало) и взвешивать удачи и промахи (которых тоже хватало). Важно не потерять главную мысль — в этом полупридуманном мире государственных лиц с гладкими европейскими лицами и незапоминающимися фамилиями, которые всегда действуют по правилам, Путин решил стать настоящим. Как Цинциннат Ц, он двинулся в сторону, где, судя по голосам, стояли «существа, подобные ему» из плоти и крови, а не «рукопожатные» марионетки, которых каждый день хвалят в газетах за те подвиги, которых они еще не успели совершить.
И это продвижение к настоящему и подлинному не могло не создать ряд проблем. Путин, мне кажется, утратил доверие к двум вещам, которые теперь кажутся ему той самой разновидностью декораций, из которых он вырвался к подлинной жизни. Он, мне кажется, потерял веру в интеллектуальное сословие, во всех нас, граждан «республики письмен», как говорят французы, и он потерял веру в политические институты. И то и другое отчасти справедливо. К сожалению, очень многое в «республике письмен» имеет свою цену и очень многие самые прекрасные институты самых прекрасных стран прикрывают произвол теневой закулисной власти.
И тем не менее. Наличие хороших институтов так же важно для обеспечения эффективности страны, как и свободная деятельность интеллектуального класса, без которой, увы, немыслим никакой общественный прогресс.
О Путине было сказано очень много самых высоких слов, когда никто толком не знал, кто он, и когда он за два месяца совершенно неожиданно для всех стал самым популярным человеком в стране. Тогда восторженное славословие неслось почти из всех газет, за редким исключением. И когда мы наконец знаем, кто такой Путин, когда мы имеем за нашей спиной почти десятилетие относительно спокойной и счастливой жизни, более или менее объединенную страну, остановленный экономический кризис, прекращенную войну на собственной территории и предотвращенную на чужой, мало у кого в «республике письмен» находится смелость сказать хотя бы пару добрых слов. Наверное, это и есть лучшее свидетельство настоящего масштаба исторического дела президента России, которому стоит пожелать доброго здоровья и хорошего настроения в этот торжественный для него день.
