«Не предполагал, что 70% молодежи не знает об Ильфе и Петрове»

Режиссер Роман Либеров представил в Петербурге свой новый документально-анимационный фильм «ИЛЬФИПЕТРОВ» (в одно слово, большими буквами) — о судьбах Ильи Ильфа и Евгения Петрова, о великолепном писательском дуэте, создавшем «12 стульев», «Золотого теленка», «Одноэтажную Америку» и другие произведения. С режиссером встретились корреспонденты «Известий» Светлана Мазурова и Евгений Авраменко.

— Вы сделали посвящение дочери Ильфа, Александре Ильиничне, потому что она вам помогала?

— «Помогала» — звучит утилитарно. Если бы не она, фильма не было бы. Помогали многие люди: Евгения Валентиновна Катаева, дочь писателя, и его внучка Тина Катаева. Нам предоставили уникальные семейные архивы, письма. Это был радостный процесс. 

— Где вы снимали?

— В Париже, Ярославле, Москве, Одессе, Сан-Франциско, Нью-Йорке, Лос-Анджелесе, проехали по «одноэтажной Америке». 

— Ваших героев озвучили известные артисты. Как вы подбирали их? Сохранились ли записи голосов Ильфа и Петрова?

— Мы сочиняли фильм полтора года. Монтаж продолжался пять месяцев. Герои становятся для тебя вполне живыми еще на стадии написания черновиков сценария: ты их о чем-то спрашиваешь, они тебе отвечают. Потом начинаешь соотносить их с артистами, которые могли бы на время работы помочь создать эту иллюзию, если сформулировать пафосно — поучаствовать в спиритическом сеансе. 

Сергей Маковецкий — Ильф, это пришло в голову сразу. Между прочим, человек занятой, но потратил на нас четыре дня. Я очень хотел, чтобы за Евгения Петрова говорил Олег Меньшиков. Мы встречались, но это ни во что не выросло. В итоге исполнил Игорь Золотовицкий, спасибо ему большое. Текст от автора я для себя слышал в исполнении Михаила Жванецкого. Но он человек ярко талантливый и счел невозможным произносить чужой текст, тогда эту ношу взвалил на себя Леонид Каневский, чем я горжусь.

Полина Агуреева, по-моему, грандиозно передает тоску жены Ильфа во время разлуки. Михаил Ефремов исполнил роль Валентина Катаева. Дмитрий Хоронько — голос Остапа Бендера, и еще в фильме звучит его инструментальная музыка. А всё, что исполняется на рояле, написал и сыграл композитор Константин Шевелев. Замечательно, на мой взгляд.

Голосов Ильфа и Петрова не сохранилось. Но речь идет не о тембральной похожести. В нашем фильме есть полноценное существование артистов за кадром. Как и в других: Кирилл Пирогов — находка для фильма о Бродском, Армен Джигарханян — об Олеше, Валентин Гафт — о Георгии Владимове, Сергей Пускепалис — о Довлатове.

— Вы собирались снимать этот фильм на народные деньги, с помощью краудфандинга. Получилось?

— Собрали 100 тыс. рублей, что замечательно. Были и частные пожертвования, немного. Мы сочиняли кино за свой счет. В этот раз финансовые возможности, к счастью, были чуть лучше. 

— Помнится, вы говорили, что можете работать в рамках любого бюджета.

— Любого, но хотелось бы работать в рамках хорошего бюджета, чтобы можно было плечи расправить.

— Это дорого — снимать такие фильмы?

— Для меня — очень. Нет ведь окошка или двери с табличкой «Бухгалтерия», где я могу получать зарплату. Кино — мой единственный источник существования.

— Такое кино не отбивается.

— Почему? Видите, у меня новая бабочка. И я не голодаю. Не надо записывать меня в уличные просители. 

— Почему вы называете свои фильмы «кинцо»?

— Чтобы избежать слишком серьезного отношения к тому, что мы делаем. Все-таки кино — это «Касабланка», «Полет над гнездом кукушки», грубо говоря. Надеюсь, что когда-нибудь мы вырастем до «кино», а я стану режиссером.

— Какая судьба уготована вашему фильму?

— Кино живет только зрителем. Меня не волнуют рецензии. Это вообще дело вкуса: одному критику понравилось, другому — нет. Мы снимаем не ради этого. Я не уйду из профессии, если кто-то скажет, что я бездарен. Но сочинить кино — это, как говорится, полбеды. Сделать так, чтобы оно оказалось, например, в зале только что открывшегося в Петербурге мультиплекса «Люксор», — тяжелый процесс. Начались показы в Москве и в петербургском Доме кино, я еду дальше в Новосибирск, Нижний Новгород, Ярославль. Надеюсь, будет городов 30.

Вы знаете, что около 70% молодых людей впервые слышат от нас фамилии Ильф и Петров? Я такого не предполагал, когда приступал к работе. Мне казалось, что Сергей Довлатов гораздо менее читаем, нежели авторы «12 стульев» и «Золотого теленка», и будет интересно рассказать о них что-то другое, нетривиальное. Оказалось, что это не так. Что сделать, чтобы зритель вдруг пришел на фильм «ИЛЬФИПЕТРОВ»? К сожалению, это очень сложно. А когда еще идут «Сталинград» и «Риддик»...

В этот раз у нас, к счастью, есть маленький «костыль»: «Первый канал» — еще до завершения работы над фильмом — приобрел права на телевизионную премьеру, чем нас, к слову, еще и выручил, потому что нам не на что было продолжать снимать. Но это другой продукт: будут две серии, с обязательной рекламой.

— Многое осталось за кадром?

— Материала снято раз в 100–150 больше. Но это нормально. Ищешь же лучшее. Кропотливый, долгий процесс, но счастливый, несмотря на нервы. А сейчас я, как говорит дорогая Александра Ильинична Ильф, «пожимаю лаврами».

— Как она оценила вашу работу?

— Произнесла одну реплику: «Рома, кажется, вы создали самостоятельное художественное произведение». Лучше не сказать. И добавила: «Нельзя ли сократить меня?» Александра Ильинична — скромный человек. 

— Какое из произведений Ильфа и Петрова ваше любимое?

— Мне нравятся «Записные книжки» Ильфа. Грандиозное, проницательное произведение. Но это не отменяет эстетической системы координат, которую они задали своими великолепными текстами. Существуют разные их редакции, с разными главами и финалами. Очень рекомендую издание, которое включает большую главу, описывающую молодые годы Ипполита Матвеевича, ее нет в «каноническом» тексте «12 стульев». Все фельетоны и новеллы Ильфа и Петрова превосходны.

— У вас есть список, о ком хочется снять кино. В нем 137 имен. Кто следующий?

— 137 не успею. Следующий — Мандельштам. Постучу по дереву, потихоньку начинаем.

Двуединый Змей Горыныч

33-летний питерский кинорежиссер Роман Либеров продолжил цикл своих фильмов о культовых советских литераторах, сняв документально-анимационную картину «ИЛЬФИПЕТРОВ». Правила игры, поставленные художником самому себе, заимствованы из его же работ про Олешу или Довлатова — и так же невероятно трудны.

Во-первых, действие фильма строится не вокруг главного события жизни, а на основе биографии в целом, и жанр обзора заведомо ослабляет действенное напряжение. Во-вторых, в распоряжении режиссера нет полноценной актерской палитры. Сергей Маковецкий, Игорь Золотовицкий, Михаил Ефремов, Полина Агуреева и другие спрятаны за кадром, то есть существуют в условиях радиотеатра. Из всех средств актерской выразительности им оставлены только голосовые, интонационные. 

Что же видит зритель? А видит он анимацию — ожившие акварели авангардиста Александра Лабаса (современника Ильфа и Петрова) и документальные материалы: чаще всего черно-белые фото, но иногда мелькает и кинохроника. Отсюда следующая, едва ли не главная сложность. Весь этот киношный аскетизм (какие-то отрезки действия — просто сменяющиеся фотографии) рассчитан на полный метр. Фильм идет полтора часа. 

Сказать, что трудности преодолены, нельзя. Нешуточная работа с архивами и объем вложенных сил очевидны, но налицо и нехватка того, что Эйзенштейн называл «одержимостью содержанием». Здесь нет того огня, что делает рассказ о великом тандеме авторским высказыванием, а не лекцией — пусть и блестяще подготовленной.

Режиссер объединил два разных, даже враждебных языка — документалистику и анимацию. Предельную достоверность и рисованную фантазию. Уже одно это, казалось бы, должно дать фильму и ритм, и темп, и нерв. Между тем почти не дает. Скольжение между двумя реальностями можно объяснить просто. Когда Ильф и Петров на родине — мир чаще всего красочный. Когда они колесят по Америке и живут в Голливуде — мир, как ни странно, черно-белый, статичный и скучный. Между прочим, не только для героев, но и для зрителей. 

Один из рисованных кадров — головы Ильфа и Петрова, торчащие из одного воротника, — этакий Змей Горыныч. Мысль о двуединстве писателей ясна как день. Но поскольку персонажи так и не оживают в воображении, сочувствовать тому, кто пережил свою половину, зритель вряд ли станет. Что же, Ильф и Петров простят — недаром ведь юмористы.