Доминик Веннер, покончивший с собой вечером 21 мая на глазах у огромной толпы туристов у алтаря собора Нотр-Дам, был писателем, историком и интеллектуалом. Между понятиями «интеллектуал» и «интеллигент» существует значительная разница. С легкой руки многих русских писателей — в первую очередь Чехова — термин «интеллигент» стал синонимом умного, хорошего, высокоморального, но безвольного, вялого, непригодного ни к каким свершениям человека.
Европейский интеллектуал, примером которого был Доминик Веннер, представляет собой совсем другой тип личности. Хорошим его вряд ли можно назвать. Но и безвольным — тоже. Напротив, вся его жизнь — сплошная борьба. Когда в 1954 году моджахеды Фронта национального освобождения напали на французские гарнизоны в Алжире, 19-летний Доминик не раздумывая ушел добровольцем на войну, чтобы отстоять землю, которая, по его глубокому убеждению, принадлежит Франции. Войну эту принято теперь считать освободительным движением, но юный Доминик видел ее совсем другими глазами. По конституции Четвертой Рспублики Алжир был неотъемлемой частью Франции, и моджахеды, боровшиеся за его независимость, были для Веннера такими же инсургентами, как для нас бойцы Дудаева или Масхадова середины 1990-х.
По возвращении из Алжира он примкнул к ультраправому антикоммунистическому движению «Молодая Нация». Его часто называют «профашистским», но это обычное передергивание: антикоммунизм «Молодой Нации» был спровоцирован в основном жестоким подавлением Будапештского восстания 1956 года, а ультраправая повестка — стремлением удержать ускользающий из-под контроля Франции Алжир. Недаром среди активистов «Молодой Нации» было так много «черноногих» — французов, родившихся под жарким солнцем Северной Африки.
В отличие от Чечни, которую Россия ценой двух тяжелых войн сумела сохранить, Алжир Франция все-таки потеряла. Возмущенные политикой де Голля, французские ультраправые создали Секретную Вооруженную организацию (ОАС), ставшую самым непримиримым и опасным врагом президента Пятой Республики. Доминик Веннер, как один из лидеров запрещенной к тому моменту «Молодой Нации», принял активное участие в тайной борьбе ОАС, и в 1961 году был арестован и посажен в тюрьму.
Сейчас уже, наверное, сложно представить себе те чувства, которые возбуждал в душах французских националистов де Голль — герой войны, пришедший к власти с обещанием сохранить Алжир как неотъемлемую часть Франции и бестрепетно нарушивший свое слово. Пораженный таким предательством, бывший сторонник генерала, военный инженер Бастьен-Тьери организовал с десяток покушений на жизнь де Голля, прежде чем был схвачен и приговорен к расстрелу. На процессе выяснилось, что Бастьен-Тьери был членом сверхсекретной организации Vieil État-Major («Старый Штаб»), о которой ничего не знали даже в ОАС. То было время законспирированных союзов, тайных обществ, всесильных спецслужб. Вышедший из тюрьмы Доминик Веннер создал движение «Европейское Действие», к которому примкнули многочисленные студенческие группы. Его статьи и эссе («Позитивная критика», «Что такое национализм») во многом определили теорию и стратегию революционного национализма. Их даже сравнивают с работами В.И. Ленина, такими, например, как «Что делать?». Соратником Веннера в этот период становится Ален де Бенуа, активист Федерации студентов-националистов. Позже оба они станут духовными лидерами Группы изучения европейской цивилизации (GRECE), которая наряду с Институтом западных исследований превратится в интеллектуальное ядро движения «Новых правых».
«Новые правые» — высшая точка послевоенной консервативной идеологии Запада. Не фашизм, не национализм (эти идеологии, с точки зрения «Новых правых», слишком массовые, а значит, профанные), и уж тем более не коммунизм — а аристократическая сложность и иерархия, противостоящая стремлению к равенству. «Разнообразие мира и относительное неравенство как его неизбежное следствие рассматриваются как благо, а тенденция к увеличению однородности мира, являющееся результатом господства эгалитарной идеологии, — как зло», — писал де Бенуа.
Веннер до конца оставался верен этой картине мира. В ней сложной и цветущей европейской культуре, уходившей корнями в великолепную античность, противостояло мутное, лишенное национальной идентичности, толерантное варево левых идей — те самые Liberté, Égalité, Fraternité, которые, по мнению «Новых правых», и привели Европу к катастрофе.
За несколько часов до своего самоубийства у алтаря Нотр-Дама Веннер опубликовал в своем блоге запись, где говорилось: «Позорный закон всегда может быть отменен». Имеется в виду закон об однополых браках (или, как его называют во Франции, «о браках для всех»), подписанный в субботу президентом страны Олландом. Но почему общество может от него отказаться? Потому ли, что восторжествуют моральные принципы европейской цивилизации, согласно которым гомосексуальные отношения — грех и мерзость? Или потому, что через 15 лет к власти во Франции придут исламисты и отменят этот закон как противоречащий нормам шариата?
И однополые браки, и торжество исламизма в сердце христианской цивилизации — равно неприемлемы для Веннера. И застрелился он не только из-за скандального закона. Он покончил с собой потому, что видел: идеи, которые он всю жизнь отстаивал, повсеместно терпят поражение. Так и не удалось остановить захлестнувший Францию (и Европу в целом) поток мигрантов из Африки и Ближнего Востока. Толерантность победила национализм. Европейская бюрократия отказалась внести в текст Конституции ЕС упоминание о христианском наследии. А теперь еще и гомосексуалисты могут открыто легализовать свои отношения. А общество, погруженное в апатию и дремоту, воспринимает эти шаги к краю пропасти как должное.
«Требуются новые, захватывающие и символические жесты, чтобы стряхнуть эту сонливость, растормошить пребывающее под наркозом сознание и пробудить память о нашем происхождении», — написал Веннер в своем блоге. А в предсмертной записке, которую он положил на алтарь собора, прежде чем выстрелить себе в рот, высказался еще более определенно: «Я убиваю себя, чтобы пробудить дремлющую совесть».
Доминик Веннер был католиком и понимал, что суицид навсегда закрывает перед ним ворота рая. На одной чаше весов — личное спасение, на другой — шанс достучаться до спящего разума нации, отравленной ядом индивидуальных желаний, лишенной якорей, забывшей о своих корнях. До рокового вечера 21 мая у него это не очень-то получалось. Прислушаются ли к его голосу теперь, после «захватывающего и символического жеста»?
Как бы то ни было, интеллектуал Доминик Веннер всю свою жизнь посвятил родной Франции. В конце концов, он посвятил ей и свою смерть.
