Журналист Олег Кашин и политическая активистка Мария Баронова обратились с открытыми письмами к писателю Эдуарду Лимонову, в которых они упрекают его за жесткие наезды на так называемую «болотную» оппозицию и призывают вернуться из стана реакции, в котором писатель вольно или невольно оказался, в лагерь свободы. Читателям этих писем бросилась в глаза их очень непривычная стилистика даже для интернет-изданий. Кашин обращается к Лимонову, который старше его раза в три, с несколько развязной интонацией, называя его по-простому «Дед», Баронова вообще благодарит писателя за то, что он своими произведениями научил ее разным вещам, о которых хорошие девочки предпочитают говорить только близким подругам.
Логично, что в эпоху спада революционной активности политическим жестом становится рискованный стилистический прием. Думаю, Баронова хотела не столько наставить Лимонова на путь истинный, сколько самым неожиданным образом обратить на себя внимание. И ей, надо сказать, это удалось — уверен, что теперь именно Баронова станет главным женским лицом протестного движения, потеснив выпавшую из него, вероятно, по матримониальным причинам Ксению Собчак. Все будут смеяться над девочкой, которую Лимонов своими романами научил без стеснения заниматься оральным сексом, но в конце концов именно этот всеобщий смех наряду с грозящей судимостью и станет залогом ее звездной славы.
Чем вообще можно объяснить такую популярность Лимонова-писателя и Лимонова-политика для молодых поколений? Надо сказать, что Эдуард Вениаминович в обоих своих ипостасях прошел мимо и оставил полностью равнодушными почти всех людей моего возраста, тех, чей период становления и интеллектуального созревания пришелся как раз на эпоху перестройки. Для моих однокашников и сверстников Лимонов — это было что-то очень и очень далекое. На Лимонова ссылались с полным сочувствием наши пожилые преподаватели марксизма-ленинизма, доказывая нам, отступникам от единственно верного учения, что и настоящие диссиденты теперь понимают все величие советского проекта. На нашем курсе в 1991–1992 годах было принято любить стилистически изысканные романы Набокова и немного презирать все, что хоть немного было отягощено политическими страстями. В 1987–1988 годах мы еще открывали для себя всю сладость прежде запрещенной культуры, а в 1990–1992-м многие из нас постигали для себя все те новые возможности, которые принес с собой дикий капитализм. Слова «брокер», «биржа», «кредиты» звучали в нашей среде отнюдь не как ругательные выражения, но как отличительные знаки подлинного взрослого мира настоящих серьезных мужчин. Мало кто сочувствовал новому строю, но мало кто даже в мыслях был готов против него бунтовать. Если уж зашла речь о девочках, то девочки выбирали тогда тех, кто сумел в условиях рыночного беспредела воспользоваться ситуацией и хорошо устроиться в жизни.
В конце концов против этого отвратительного мира первыми бунт подняли отнюдь не молодые люди, но полунищие, полуграмотные старушки и старики, которых повел на первый бой с капитализмом лидер «Трудовой России» Виктор Анпилов. Потом к старушкам стали постепенно присоединяться одетые в военную униформу с нашитой славянской свастикой боевики из «Русского национального единства» Александра Баркашова и других менее известных организаций фашистского толка. Потом, уже в 1992 году, на интеллектуальном небосводе ярко взошла геополитическая звезда Александра Дугина. В это время Лимонов был всего лишь одним — хотя и весьма заметным — из участников борьбы против новых буржуазных порядков. Тогда трудно было предположить, что именно он сделает правильный шаг в этой борьбе, так, чтобы и в свои 70 лет оставаться авторитетной фигурой для 20-летних участников политического протеста.
Лимонов, мне кажется, понял две вещи. Первое — в антикапиталистической борьбе нужно делать ставку на молодежь, тех, кто не может найти себя в новой действительности и вместе с тем ищет какие-то альтернативные способы социализации. Опять же о самом главном — кто не может заработать свой миллион, но тем не менее ищет способ завоевать внимание интересных девочек. Второе — бунт должен носить яркий, стилистически вызывающий, романтический характер и при этом быть и в самом деле бунтом, то есть быть сопряженным с риском, всамделишной опасностью, угрозой для свободы и здоровья. В 1993 году, когда нацбольство только зарождалось, оно казалось романтической игрой на фоне какого-нибудь вполне серьезного «Фронта национального спасения», с одной стороны, и настоящих боевых групп типа Союза офицеров Станислава Терехова — с другой. Ну что могли сделать особо ужасного бывшие панки, поклонники Егора Летова или ребята с плакатами «Сталин, Берия, ГУЛАГ» на фоне ветеранов ГРУ или обстрелянных в Приднестровье бойцов? Но поразительно, как только Верховный Совет был разогнан и расстрелян и его члены подались кто заседать в Думу, кто управлять международными компаниями, кто рулить в Торгово-промышленную палату, а уцелевшие ветераны просто разошлись по домам, — на улице воевать с капитализмом остались фактически только один Лимонов и его молодые соратники.
Мне кажется, вся острота полемики молодых протестантов с Лимоновым отчасти объясняется тем, что лидер НБП — это классический революционер эпохи реакции. Когда протест набирает силу и своим размахом создает всамделишную угрозу, Лимонов и его нацбольство оказывается, увы, никому не нужным. Оно воспринимается каким-то барочным дополнением к и так уже мощной силе, готовой создать действующей власти крупные неприятности. Но как только протест, как модно сегодня говорить, рассасывается и отступает, Лимонов и мобилизованные им ребята вдруг оказываются теми немногими, кто остался на площади, которую давно покинули те, кто еще недавно призывал стоять на ней до конца. В декабре 2011 года о Лимонове действительно все немедленно позабыли, а он предстал перед толпой в странном облике человека, который не хочет по какой-то неведомой причине перейти с одного не разрешенного для протеста места в другое — разрешенное. Но сегодня, когда модные девочки всё в меньшем и меньшем количестве посещают места скопления революционеров, теперь Лимонов вновь становится как никогда авторитетен, а его опыт и талант бесценны для тех, кто хочет остаться и на поле боя, и в поле всеобщего внимания.
И поэтому столь неудобно для многих, что Лимонов оказался в определенном смысле по другую сторону баррикад, что он столь неумолим и категоричен в отношении ребят с Болотной площади, что он не согласен признать их своими политическими наследниками. И в самом деле, когда политическое море окончательно войдет в состояние полного штиля, наверняка как черт из табакерки выпрыгнет некое обновленное НБП с новыми юными героями, готовыми поджечь приемную Минобрнауки или кинуть торт в модного кинорежиссера. И именно из среды этих новых «героев» выйдет очередное поколение политических активистов, технологов, журналистов и дизайнеров. Выйдет совсем новый «креативный класс» взамен старого, который в критический момент отступил от своего отца и дал увести себя на Болото.
