Премия «Поэт» — институция скорее комическая. А на иной вкус, и трагикомическая. Учреждена в 2005 году загадочным Обществом поощрения русской поэзии совместно с РАО ЕЭС, то есть Анатолием Борисовичем Чубайсом лично и, я бы даже сказал, единолично. Вручение премии столь же комически приурочено ко дню рождения Иосифа Бродского, на которого волей-неволей равняются все лауреаты и would-be-лауреаты. (Траги)комическим образом первая церемония произошла в день знаменитого веерного отключения электроэнергии 25 мая 2005 года. Премия денежно весома — $50 тыс., — но не слишком престижна, ибо функционирует в режиме одноразового пособия по старости. С оглядкой на былые заслуги, разумеется. Каждый новый лауреат входит затем в состав жюри — и без того великовозрастного, — и, таким образом, одни старики награждают других стариков на зависть третьим, четвертым, пятым и шестым, но всё равно старикам. Не успели вот наградить Ахмадулину — умерла — и Вознесенского (то же самое) и, не то устыдившись, не то убоявшись, поспешили в этом году выписать чек Евгению Александровичу Евтушенко. Премию — именно эту премию — несомненно заслужившему, причем скорее первым, чем, как это получилось на деле, девятым в очереди у кассы.
«Поэт в России — больше, чем поэт» — авторство этой расхожей формулы принадлежит как раз Евгению Евтушенко. Формула хороша, но не полна: поэт в России или больше, чем поэт, или меньше, чем поэт, или и то и другое сразу. Потому что — и премия «Поэт» это если не манифестирует, то наглядно иллюстрирует — поэт в России — это поэт советский. Ну, или антисоветский, что, согласно известной шутке, еще хуже. Больше, чем поэт, он потому, что в меру своего разумения и таланта пасет народы, идеологически колеблясь то вместе с «линией партии», то в противофазе с нею. Меньше, чем поэт, — потому что запрещает себе (или просто-напросто не умеет) говорить с постулированной Осипом Мандельштамом «последней прямотой», «играть на разрыв аорты» и вообще старается обойтись с «веком-волкодавом» (а на дворе всегда век-волкодав) с предельной осторожностью. И в этом смысле шесть «тихих лириков», один иронист и один формалист, удостоенные электроэнергетической премии в прежние годы, ничем не отличаются от нынешнего лауреата — «эстрадного поэта» полувековой давности. С «ворованным воздухом» (по слову все того же Мандельштама) у всех у них пусть и разные, но в равной мере серьезные проблемы.
«Поэт» позиционирует себя как премия консенсусная. Мы, мол, награждаем только тех, о ком просто не может быть двух мнений — поэт он или нет. Поэт! Или, в худшем случае, поэтесса. Но двух мнений нет обо всех этих поэтах главным образом потому, что нет хотя бы одного. Они не интересны, они не актуальны, они уже давным-давно не поэты. Они ушли — вместе со временем, в которое жили и писали; они остались в истории отечественной словесности именами, но не стихами, фамилиями, но не судьбами, литературными анекдотами, но никак не знаковыми событиями. О том же Евтушенко — а он, бесспорно, прожил самую яркую жизнь и был куда талантливее восьми остальных — мы помним главным образом, что если он против колхозов, то надо быть за колхозы. И хотя бы поэтому присуждение ему премии наверняка прошло с превеликим скрипом, да и состоялось единственно потому, что «консенсусные» уже на исходе. Ну, не Глебу Горбовскому же присуждать «Поэта» — он «чужой». Ну, не Юнне Мориц же — она «чужая» вдвойне. А Евтушенко — он все-таки «свой». Смешной, противноватый — но в сущности «свой». А больше, глядишь, и нет никого.
Евгению Евтушенко — за 80. Даниилу Гранину — нынешнему главному лауреату «Большой книги» — за 90. Согласно пенсионному законодательству, оба заметно превысили «возраст дожития» — и литература наша вполне может ими гордиться. И, кстати, объявленная «большой книгой» (подразумевается: главной книгой) старческая почеркушка Гранина «Мой лейтенант» вполне сопоставима по творческому уровню с нынешней лирикой Евтушенко. Однако причины премиального успеха обоих аксакалов принципиально разные: Гранина наградили по принципу «против кого дружим?», наградили, чтобы не премировать «Несвятых святых» Шевкунова (и показать тем самым небезызвестную «комбинацию из трех пальцев» понятно кому) — и с гордостью объявили об этом во всеуслышание. Евтушенко — чтобы не награждать неперсонифицированных «неконсенсусных», — вернее, чтобы не разругаться, лоббируя одного «неконсенсусного» в ущерб второму, третьему, четвертому и двадцать четвертому. Литературная общественность, уже в основном сугубо инерционно любопытствующая по поводу громадных деньжищ «Большой книги» и еще более вяло интересующаяся дальнейшими судьбами «Поэта», в некотором недоумении (и скорее с неодобрением) пожимает плечами, но у нее и у самой-то плечи, знаете ли, кривоватые.
