В криминальном мире бытует правило: «Вход —рубль, выход — два». Иначе говоря, никакого выхода на самом деле нет вовсе. Отечественный бизнес криминализирован, отечественная политика (в той мере, в которой она остается политикой) — тоже; не стоит удивляться тому, что это жестокое правило распространяется и на них. Несколько лет назад убили Костю Могилу — давным-давно удалившегося от дел криминального авторитета, старинного петербургского делового партнера Бориса Абрамовича Березовского. Пару месяцев назад — тоже вроде бы «завязавшего» Деда Хасана — столичную криминальную «крышу» БАБа. Лишь чудом, как мы помним, избежал жертвенного заклания на президентских выборах 2004 года Иван Рыбкин — политическая марионетка в безжалостной руке все того же — некогда всесильного, а тогда уже безвластного — олигарха. Один из троих сопредседателей последней политической партии, созданной Березовским, «заказал», а затем и убил двух других; эти то ли политические, то ли сугубо коммерческие убийства, в отличие от подавляющего большинства, оказались успешно раскрыты.
Сам БАБ умер своей смертью. Эти слова следовало бы написать прописными буквами: СВОЕЙ СМЕРТЬЮ. Умер своей смертью, независимо от того, был ли это инфаркт или все же самоубийство. «Вы разбили мне сердце», — такое произносят, разумеется, только в переносном смысле; тот, кому сердце разбили в буквальном смысле, произнести уже ничего не может. Неумолимый ход событий в России третьего тысячелетия разбил сердце Березовскому — удачливому мошеннику в первой половине 1990-х и серому кардиналу Кремля во второй половине — и, строго говоря, не оставил ему другого выбора. Из политики, да и из большого бизнеса нет другого выхода, кроме как в небытие — в небытие фигуральное или фактическое. Отсюда и вечная клоунада отставных политиков —Илларионова, Касьянова, Немцова, Рыжкова, — да и Горбачева, да и Явлинского, да и какого-нибудь, прости, господи, Коха, — и бывших мультимиллионщиков — какого-нибудь Мавроди, какого-нибудь Артема Тарасова, какого-нибудь Стерлигова... В древнеегипетской мифологии человек умирает дважды, но после первой смерти длит физическое существование и сам не понимает того, что он уже умер.
В стране классического капитализма — в той самой, в которой нашел последнее прибежище (и политическое убежище) Борис Березовский — поэт заповедал своему лирическому адресату «всем скопленным помалу рискнуть ва-банк за карточным столом — и проиграть, и всё начать сначала, не пожалев ни разу ни о чем» (Киплинг, «Будь в силах ты»). Но это не наш путь — хотя бы потому, что помалу у нас не копят, предпочитая сразу взять банк, даже если для этого его придется ограбить. «Но что такое ограбление банка по сравнению с учреждением банка?» — съязвил Брехт. Наш герой с одинаковым увлечением и грабил чужие банки, и учреждал собственные; и «назначал», и «свергал» премьер-министров (помните его ликующее интервью гусинско-киселевским «Итогам» за несколько часов до внезапной отставки Черномырдина?); покупал и завоевывал любовь, не видя принципиальной разницы между этими занятиями; он разорил и ограбил миллионы людей (и сделал богачами несколько сотен, может быть, даже несколько тысяч); дай ему волю, он разорил бы и ограбил всю Россию — а там, глядишь, и учредил бы другую, уже собственную… Но не срослось — и, на мой взгляд, слава богу, что не срослось.
Березовского у нас все эти годы страшно демонизировали — и больше всех преуспевал в этом отношении сам Березовский. Ему — человеку внешне и по повадкам отталкивающему — и впрямь была присуща какая-то магия (не только черная, но и белая), какая-то харизма чуть ли не гипнотического свойства — вспомните, как станичные казаки кричали ему: «Любо!», — какое-то — не зря так любили его прикормленные «Триумфом» писатели и музыканты — неудержимое и заразительное вдохновение и, как это ни парадоксально, величие. Это было вдохновение мошенника — великого мошенника — и, главное, вдохновение игрока. Великого игрока? Да, конечно, великого. Но и великий игрок не застрахован от поражений. Начиная с 2000-го, БАБ терпел поражение за поражением: он проиграл власть, проиграл Россию (свою мечту о «березовской» России), проиграл миллиардное состояние, проиграл судебную тяжбу бывшему протеже, — одним словом, проиграл всё, что поставил на кон, но это еще полбеды; он проиграл и то, расставаться с чем ни в коем случае — даже самом неблагоприятном для себя — не планировал: БАБа прекратили воспринимать всерьез, используя его теперь уже мнимую значимость лишь в чисто пропагандистских (и контрпропагандистских) целях.
Березовский злоумышлял (в иной оценке, «благоумышлял»), интриговал, пророчествовал, бичевал, каялся, просился (или все-таки не просился) на родину — или хотя бы в Украину, или хотя бы в Грузию, — но всё было тщетно: всерьез ни его самого, ни его планов не воспринимал уже никто. Вход — рубль, выход — два; но никакого выхода нет, кроме чисто биологического. Политические шуты и политические трупы — это компания, в которой он был отнюдь не против время от времени покрутиться (хотя сама она им уже брезговала), но вот входить в нее как «один из» Березовский, пусть и проиграв в пух и прах, не хотел. И «запасного аэродрома» не заготовил: в отличие от многих сподвижников по «лихим 1990-м», он был подлинным политическим камикадзе и не держал в баках керосина на благополучное приземление. Ему оставалась одна-единственная возможность напомнить о себе всерьез — умереть; уже по-настоящему — физически, а не только политически — умереть. Вот он, осознав эту прискорбную безысходность, и умер. Своей смертью.
