Прав Максим Соколов: пока католический мир с замиранием сердца следил за тем, как на конклаве выбирали папу, у нас, в России, определялись и, похоже, наконец определились с кандидатурой главного банкира страны — и происходило это в обстановке еще более келейной: даже черный дым не валил из кремлевских труб, когда в тамошней кадровой печи сгорала очередная, вроде бы бесспорная, короткая русская фамилия — Кудрин, Глазьев... кто там еще? Но вот пошел белый дым, прозвучало имя Эльвиры Набиуллиной (впрочем, с самого начала значившееся в шорт-листе претендентов) — и все дальнейшие процедуры, включая утверждение Думой, представляются, исходя из наших обычаев, не более чем формальностью. В Ватикане появился папа, а в Банке России — «мама», всё нормально, — откуда же почему-то не желающее уходить чувство тревожного недоумения?
Ну да, обещанного сюрприза не получилось. Даже в гендерном плане — ведь в череде предшественников Набиуллиной на новом высоком посту была и Татьяна Парамонова. Заместительница Германа Грефа в мозговом штабе раннего Путина, министр экономического развития и торговли, потом министр экономического развития в путинском же правительстве, наконец, помощница президента Путина по экономическим вопросам (а в этом качестве — и член Национального банковского совета) — кандидатура естественная и вместе с тем более чем достойная. Особенно с оглядкой на всегдашний кадровый голод, но и помимо этого. О работоспособности и интеллектуальных возможностях будущей главы Банка России ходят легенды — и они, будем надеяться, не обманывают. Нет к Набиуллиной никаких претензий и модного теперь антикоррупционного толка. Но...
Но предстоящее назначение Набиуллиной указывает на сохранение Центробанком (а значит, и экономикой страны в целом) нынешнего курса, о чем уже успела заявить и она сама, — а вот это как раз и разочаровывает. И даже не потому, что нынешний курс плох сам по себе (он, может быть, и неплох), а потому, что в очередной раз оказалась упущена возможность его сменить на «более лучший», согласно одному из мемов прошлого года, — возможность при столь радикальной кадровой смене только естественная. Есть старая французская эпиграмма на врача, ставшего гробовщиком, а значит, сменившего профессию, но никак не занятие, потому что как спроваживал он людей на тот свет, так и будет спроваживать. Вот и Банк России как укреплял рубль при Игнатьеве — в ущерб всему остальному, — так наверняка и будет укреплять его при Набиуллиной, благо, именно эта цель вроде бы и записана в уставе Банка. Но сильный рубль — это рубль здоровый, а здоровым не может быть рубль искусственно задранный — и драматические события 1998 года тому уроком.
Наш сегодняшний (и всегдашний) монетаризм — явление атавистическое. Причем причина всегдашней приверженности этому курсу, на мой взгляд, имеет чисто психологический характер: президент Ельцин, мало за чем следивший и мало в чем разбиравшийся, регулярно интересовался обменным курсом рубля как вещью понятной и наглядной и жестоко карал за его — пусть хотя бы и временное — падение. Вспомним «черный вторник», закончившийся скандальной отставкой Виктора Геращенко. Стоит ли удивляться тому, что девиз «Сильный рубль превыше всего» овладел умами карьерных финансистов, причем в примитивно-шкурной форме: «Дорожишь своим креслом — удерживай, а лучше задирай курс рубля всеми правдами и неправдами». Удивляться надо скорее тому, что подобная психология сохранилась и в третьем тысячелетии, когда надобность в оглядке на Ельцина отпала, а опыт правительства Примакова, Маслюкова и фактически того же Геращенко доказал, что возможны — и весьма эффективны — принципиально иные подходы.
Мировая практика не показала принципиального превосходства фридманианства над кейнсианством (как, впрочем, и наоборот); наиболее эффективным выглядит их чередование, политически оформляемое как попеременный приход к власти партий правого центра и левого центра под соответствующими лозунгами. У нас же правит бал вечный Фридман: с условным Рейганом в Минфине и условной Тэтчер в Центробанке. Мы забираем вправо, и снова вправо, и вновь вправо — а это при всех наших богатствах (и независимо от способа их распределения) дорога в никуда. Хуже того, это путь, не поддерживаемый большинством населения, — и год назад президентский мандат был выдан Путину в том числе (и далеко не в последнюю очередь) на исправление подобного перекоса.
На это уже указал известный экономический публицист Михаил Хазин. По его мысли, выбор Эльвиры Набиуллиной, пусть и не лично, но мировоззренчески входящей в либеральный лагерь, в тот самый лагерь, откуда и исходила годичной давности фронда (фронда уже разгромленная), обрекает самого Путина на одиночество — в отрыве от собственного электората, то есть от единомышленников, — а страну — на постепенное сползание в кризис. Хазин, конечно, настроен излишне алармистски (вспомним его вечные прогнозы на обрушение не то рубля, не то доллара, причем уже завтра), да и в кризис не сползают, а срываются, но по сути он прав: новый мандат выдан Путину на перемены, да и сам президент провозгласил курс на перемены, — а выдвижение Набиуллиной при всех ее неоспоримых достоинствах манифестирует не столько продекларированную преемственность, сколько подразумеваемую инерцию. Ни в какой кризис мы, разумеется, не вползем (а если и сорвемся в него, то вместе с остальным человечеством), а вот в трясину очередного застоя угодить можем. Вопреки провозглашенной — и поддержанной ядерным электоратом — воле к переменам.
