Сергей Кузнецов: «Спальный район – ущербное понятие»

Как ни печально, поводов для «архитектурной» гордости у современной Москвы нет. В этом уверен главный архитектор столицы Сергей Кузнецов. Настоящие визитные карточки у города появились намного раньше. Вместе с тем некоторые из «достижений» прошлых лет требуют серьезной работы над ошибками. Главный зодчий Москвы рассказал «Известиям» о будущем городских окраин и промышленных зон, а также о своем понимании точечной застройки.

Какие задачи вам предстоит решить в этом году? На что будет сделан основной акцент? 

Я бы отметил несколько акцентов на ближайшие годы. Во-первых, развитие и корректировка Генерального плана Москвы. Как вы знаете, он был утвержден в 2010 году, еще до присоединения новых территорий. Некоторые прогнозные вещи, которые были там заложены, уже не оправдались, не говоря о прогнозах до 2020 года.

Вторая основная задача – повышение качества проектирования застройки. У людей немало нареканий по поводу того, что было построено в городе за последние 10–15 лет. К сожалению, Москва не стала центром современной архитектуры, несмотря на большой объем инвестиций. Безумно жалко и неприятно, что не случилось и большого количества интересных проектов. Считаю, все это нужно исправлять. В планах – начало работы возрожденного Архсовета, внедрение системы архитектурных конкурсов на городские проекты, привлечение к работе молодых архитекторов, перевод и адаптация западной профессиональной литературы, которая в значительной части не была переведена и осмыслена.

Также намечено движение по таким направлениям, как общественное пространство. Город – это не просто территория, застроенная большими домами. Это определенный стиль жизни, который надо вырабатывать. Вот почему нужно заниматься не только благоустройством, но и формировать новую городскую среду, переосмысливать саму идеологию города как набора соседств или сообществ. Важно не формальное административное деление, а то, насколько людям комфортно и удобно, как они чувствуют свою взаимосвязь друг с другом.

Именно поэтому вы намерены в будущем избавляться от такого стандартного для советского времени формата расселения, как спальные районы?

Безусловно. Вообще «спальный район» – совершенно ущербное для урбанистики понятие. Это неполноценное городское образование, которых быть не должно. Город – смесь функ­ций, а не полигон одной из них. Поэтому любая функция в больших объемах порождает ограниченные возможности. Если слишком развита транспортная, получаем гигантскую парковку, рабочая – большую промзону. Спальный район – полигон для сна, это порождает неизбежный приток-отток людей в маятниковом режиме. Человек должен встать и куда-то поехать, потому что не может найти реализацию других жизненных функций непосредственно рядом с собой. Но жизнь – это не только сон, это еще работа, развлечение, еда, обучение, лечение. Все эти вещи должны быть вокруг горожанина организованы, чтобы ему было удобно.

Поэтому в новом формате проектирования – создание не спальных районов, а полноценной городской ткани. Что касается тех районов, которые уже сложились как спальные, это сложный вопрос, но и он имеет свои решения. По мере старения этот фонд естественным образом будет заменяться на новый, но на других основаниях: должна уплотняться сетка улиц, уменьшаться этажность. Из спального квартала нужно делать город, добавив недостающие функции. Например, открыть там ресторан или развивать локальные культурные центры, которые позволят жителям не чувствовать себя на окраине, как в гетто, откуда необходимо вырваться, чтобы ощутить жизнь. Мы с этой ущербностью будем бороться. Активно агитируем архитекторов предлагать оригинальные решения по типовой жилой застройке, уже много проектов накопилось. Мы привыкли, что спальные районы – это безлико и однобоко. Но я верю, что типовой может быть и красивым, и разнообразным, и удобным.

Какие архитектурные решения должны применяться при строительстве новых объектов, чтобы не нарушить архитектурной гармонии? Насколько возможна качественная и органичная точечная застройка?

Не поверите, но я не знаю расшифровки термина «точечная застройка». Это наше изобретение от непонимания ситуации. Как только где-то появляется одиночный объект, его сразу объявляют точечной застройкой вне зависимости от того, уместен он или нет. Но по этой логике вся застройка в Европе, на которую мы постоянно ссылаемся, точечная, потому что вокруг ничего не строится. При этом особых протестов там это не вызывает. Я – за разъяснение людям понятных, здоровых правил. Если в чистом поле начинается большое строительство, это не значит, что результат будет хорошим, потому что застройка может оказаться сверхплотной или не отвечать необходимым функциям. При этом и появление одиночного объекта не всегда означает, что он безнадежно испортит ландшафт.

Вообще планировать сложнее, когда не читается логика построения пространства, как это часто происходит в Москве. Конечно же, новые дома должны вписываться в уже существующую структуру: недопустимо строить здания значительно выше, длиннее или уже. Это так же, как челюсть у человека: если один зуб вырвали, на замену ищут примерно похожий. Для профессионалов все эти вещи легко читаемы. Есть ландшафтно-визуальный анализ, который мы сейчас пытаемся поставить на более основательную почву. Кроме того, есть аналитика транспортной нагрузки и элементарно – плотности населения. Если пробки существуют уже на данный момент, значит, начав строить, необходимо параллельно развивать и дорожную инфраструктуру.

Какие есть планы по использованию промзон? Что появится на их месте?

Любую пустоту, возникшую в городе, нужно использовать для балансировки других частей городской среды. Все зависит от того, что находится вокруг. Когда рядом много жилья, нужно развивать на территории производство, объекты с учетом общественных функций: больницы, кафе, парикмахерские. Или, как в случае с ЗИЛом и Нагатино, где вокруг относительно смешанная застройка, необходимо создавать кусок полноценной городской ткани. Поэтому там появится, во-первых, нормальная транспортная инфраструктура – новые дороги, мосты, красивая набережная. Затем будут строиться офисы, жилье, большой спорткомплекс, объекты культурно-развлекательной инфраструктуры, высокотехнологичное и экологически безвредное производство. В наших планах – создать на территории ЗИЛа прецедент – кусок «идеального города», который может стать примером реновации подобных запущенных территорий.

Вообще по нормативам мы должны до 10% территории освобождать под рекреацию, главное, чтобы при этом территория была удобна для использования. Когда в промзоне проектируется дорога на шесть полос, а вдоль нее засаживается полоса зеленых насаждений, называемая зоной отдыха, – это полный бред. Потому что это не природный комплекс, пользоваться им как рекреационным пространством нельзя. Но тут возникает другая проблема. Освоение промзон – это всегда вопрос экономики, потому что мы имеем дело с чьей-то собственностью. Когда собственник территории готов отдать часть ее под парк, это большая удача. Но, как правило, собственник на такой подвиг не готов. Приходится искать варианты, чтобы удовлетворить и экономические функции, иначе очередная промзона просто окажется заброшенной.

А небоскребы на территориях промзон не вырастут? Нужны ли они вообще столице или лучше ограничиться «Москва-Сити»? 

Проблема многослойная. Как архитектурное явление, небоскреб – штука интересная и архитекторам по сердцу. Он может быть красивым и знаковым объектом, яркий пример тому – центр Нью-Йорка. Но минусов у небоскреба тоже довольно много. Как показывают социологические исследования, жизнь и работа в высоких зданиях не очень хороша, а конструктивно они и опасны, и сложны.

Есть и еще один важный момент. Небоскреб – это некий участок с завышенной плотностью, а в Москве из-за низкой плотности улиц делать высокоплотную застройку, к сожалению, очень тяжело – погрязнем в транспортных проблемах. Даже Нью-Йорк, где плотность улиц высока и по­этому там хорошая циркуляция транспорта, не лишен их. У нас же по процентным соотношениям, принятым в урбанистике, все, что находится дальше Третьего кольца, – вообще сельская местность. При такой плотности допустима застройка домами, но не то что о небоскребах – просто о высоких домах речь не идет. Прежде чем возводить высотные здания, надо увеличивать плотность улиц, развивать дорожную сеть. 

Мы постоянно ссылаемся на западный опыт. Интересно, а нам самим по части архитектуры есть чем гордиться, чтоб всем на зависть?

Хороший вопрос. Не часто его задают. Боюсь, многие на меня обидятся, но, к сожалению, иностранным архитекторам у наших специалистов, которые сейчас работают в этой сфере, поучиться особенно нечему. Сегодня в массе своей российские архитекторы не владеют навыком делать правильную городскую среду. И это очень заметно, когда работаешь с проектировщиками.

Вообще Москва, как город, богатый яркими объектами, декоративными и орнаментальными практиками, сама по себе интересна, вне всякого сомнения. В плане культурологического и методологического развития пространства это очень хороший пример работы с городом в северном климате. Но с точки зрения достижений в архитектуре последних лет, которые мы могли бы показывать иностранцам как наш собст­венный уникальный опыт, честно говоря, похвалиться нечем. Даже в метрополитене, который признан достопримечательностью, внимания заслуживают в основном станции, построенные достаточно давно. Но сейчас работаем над тем, чтобы организовать конкурс на архитектурные решения для новых станций метро, пытаемся привлечь лучших архитекторов.

Получается, наши поводы для гордости родом из советского времени?

Не только. Это может для кого-то показаться странным, но с точки зрения урбанизации Москва до революции была одним из передовых городов в мире. Достаточно вспомнить то, как застраивался город, какие действовали правила парцелляции участков (то есть разделения их на более мелкие). Но главное – до 70% людей пользовались арендным жильем, что является очень хорошим показателем. Это дает людям большую свободу, возможность жить рядом с работой, сокращая тем самым время до нее и обратно. У нас же ежедневно сотни тысяч людей утром и вечером по несколько часов едут из дома на службу и обратно, усложняя себе жизнь и создавая транспортные проблемы. В дореволюционной Москве такого не было, поэтому именно в то время мы могли бы с гордостью сказать: «Да, у нас есть чему тут поучиться!» Думаю, надо стараться сейчас эти вещи возвращать. Примеры реновации городов за короткий срок есть. Не боги горшки обжигают, главное – захотеть.