Чуть больше года назад я написал о выступлении Pussy Riot неодобрительную колонку, но, видит бог, знай я, как дальше будут развиваться события, я бы этого делать не стал; тогда дикой казалась сама мысль, что за отсутствие чувства вкуса и уместности (на мой, разумеется, взгляд) кого-то можно посадить на два года. Прошел год, и речь уже не о том, как оценивать произошедшее на амвоне Храма Христа Спасителя, а о том, отпустят ли по УДО Надежду Толоконникову и Марию Алёхину. Что само по себе довольно жутко, как если бы спор о проблемах теодицеи пришлось бы заканчивать разговором о том, как там сидится одному из спорщиков.
Увы, скорее всего, не отпустят. Мордовский суд не отпустит, сам по себе, безо всяких звонков сверху. Я не юрист, но друзья-юристы говорят, что решения в судах нынче принимаются по принципу «лишь бы вышестоящий не отменил»: судья вполне может воспользоваться одним-единственным (в случае Толоконниковой) и двумя (в случае Алёхиной) взысканиями, чтобы от греха подальше оставить их на всякий случай в колонии.
Отпустить их нужно было бы потому, что само их нахождение в колонии противоречит здравому смыслу. Их нужно было бы отпустить потому, что их ждут семьи, дети и работа. Потому, наконец, что они не представляют никакой опасности для общества, и, напротив, их пребывание в колонии отнюдь не способствует здоровой атмосфере в нем. Но судебный механизм настроен так, что отпустить их значительно сложнее, чем оставить сидеть.
Большую часть этого года на любой встрече, на любой дружеской вечеринке речь рано или поздно заходила о Pussy Riot. Я слышал много разных мнений — от «выпороть на площади» до «гениальный перформанс», — но жутче всего стало от комментария, по отношению к Pussy Riot довольно индифферентного. Там, мол, в колониях, тысячи сидят женщин, ни в чем не виновных или как минимум не заслуживающих реального срока, — не политических, нет: от жертв ментовского «сбивания палок» до «кинутых» бизнес-партнерами, — и никто за них не вписывается; а тут такой пиар.
И все же это не значит, что Толоконникову и Алёхину нужно продолжать там держать. Речь уже больше не идет о Pussy Riot и речь не идет о «свободе PussyRiot» — речь о свободе для двух не представляющих никакой опасности женщин, у которых есть маленькие дети.
Разумеется, их встретят как героев, их лица снова недели две, а может, и больше будут на обложках журналов и на экранах телевизоров — но те, кто принимал решение их посадить (если допустить, что это было взвешенное, продуманное решение, а не спонтанный приступ бешенства), должны же понимать, что эта опция входит в подключенный пакет услуг.
Разумеется, в случае их освобождения какой-нибудь перформанс устроят хоругвеносцы; но мне хочется верить, что их все-таки не воспринимают всерьез даже те, кто использует их для картинки в телевизоре.
Разумеется, с их освобождением проблема противостояния секулярной и религиозной частей общества решена не будет — но она не будет решена и в том случае, если их оставят сидеть еще на год; более того, сама эта проблема создана искусственно, лабораторно.
Создана в том числе и делом Pussy Riot. Как бы там ни было, карта Pussy Riot как феномена уже отыграна: кто сколько на ней записал, как говорят преферансисты, себе «в горку», а кто сколько «в висты» — другой вопрос. Важно то, что год спустя в колонии сидят не Pussy Riot, а две вполне конкретные женщины. Отпустить их или оставить — вопрос не политический, а обыкновенный человеческий: толку их держать? Что они, на людей бросаться будут? У них дети маленькие. Детям плохо без мамы.
Сколько уже за этот год сказано о том, что не кто иной, как Христос, учил прощать. Проблема, однако, в том, что сколько бы каждый Толоконниковой и Алёхиной оскорбленный христианин ни простил их — судебный механизм прощать не умеет, а умеет только работать. И, отпустив их наконец к детям, следовало бы немедленно задуматься о том, почему у нас этот механизм работает так, что за решеткой оказываются люди, которые вполне могли бы и остаться на свободе. Никто же всерьез не думает, что ФСИН их там воспитывает.
