К концу зимы, в преддверии будящего жажду летнего сезона, американские медики опубликовали результаты грандиозного, более того, беспрецедентного исследования. Оно заняло 10 лет и проводилось по всему земному шару — в 175 странах мира. Целью ученых было доказать связь между здоровьем и уровнем потребления сахара.
Собственно, мы и раньше знали, что ничего хорошего сахар нам не обещает. Историки говорят, что плантации сахарного тростника, который играл в свое время ту же роль, что сейчас нефть, привели к распространению рабства в Новом Свете. Археологи утверждают, что по черепам не доживших до сахара викингов видно, какие у них здоровые зубы. Радищев, а за ним и Гоголь видели в сахароварении разорительный каприз заблудившейся цивилизации. Но все это — занятные виньетки по сравнению с выводами нового исследования.
Ученые вывели смертоносную зависимость между уровнем потребления сладкого и хроническими болезнями, начиная, естественно, с диабета. Чем больше и дольше жители той или иной страны потребляют сахар, тем хуже в ней обстоит дело с этим страшным недугом. Другими словами, не все калории рождены равными. Те, что приносит в организм сахар, убивают его медленно, но наверняка, по дороге разоряя медицинскую систему.
В США самой опасной — потому что самой распространенной — формой потребления сахара является лимонад, который здесь зовут «сода». Все ее виды, как бы они ни назывались, составляются по убийственному рецепту: полстакана сахара на стакан воды с пузырьками. В среднем каждый американец ежедневно выпивает по две банки, потому что тут принято есть и пить буквально одновременно. Этот предрассудок так обычен, что меня часто предупреждали, как опасно этого не делать. Еще Марк Твен, путешествуя по Европе, больше всего поражался тому, что там не подают к обеду воду, тогда как в Америке ее приносят раньше меню. Возможно, это память о пуританах, которые вместо греховного вина пили за едой чистую воду. В Новой Англии она, кстати, была такой вкусной, что глыбы льда из здешних озер на парусных кораблях возили англичанам в Индию. К несчастью, воду постепенно заменило ситро, и в результате чудовищной кулинарной нелепости десерт переместился с конца обеда в его середину. Что так же странно, как есть котлету с компотом. Еще хуже, что сладкие напитки, хоть и поставляют каждую пятую калорию рациона, не дают чувства сытости. Между тем привычка сделала соду не только незаменимой, но и незаметной частью застолья — как соль и салфетка.
Чтобы не вдаваться в малопонятные нам, профанам, подробности, достаточно процитировать одну цифру из нового исследования. Банка соды в день на человека увеличивает число заболеваний диабетом в стране на 1%.
Самое важное, однако, именно там, где кончается наука и начинается политика. Если сахар — яд, то что властям с ним делать?
Итак, сода — тайный вредитель, на которого правильно ополчились власти, хотевшие было ввести налог на сладкие напитки. Он должен составить пенни на унцию, или шесть центов на стакан. В первый же год налог принесет казне $15 млрд, которые так нужны страдающей от дефицита медицинской реформе.
Я целиком — за, хотя на мне Америка не разживется, ибо пью чай или уж водку. Но на днях из интереса я приценился к пепси-коле в нашем супермаркете. Двухлитровая бутыль сейчас стоит всего 77 центов. Хорошо еще, что мэр Нью-Йорка Блумберг с большим скандалом ввел на эти груженные сахаром бомбы ограничения. Но это прошло на муниципальном уровне, а введение нового федерального налога, пусть такого разумного и полезного, связано с огромным политическим риском: даже в вопросах здоровья американцы не терпят насилия власти.
— Если бы правительство, — сказал Кент, один из руководителей «Кока-Колы», — могло приказывать людям, что есть и пить, то Советский Союз стоял бы и сегодня.
Такая постановка вопроса переводит проблему в другой разряд. Ее корень не медицинский, а философский, а то и религиозный, ведь она связана со свободой воли. Если даже Бог оставил нам право причинять зло другим и себе, то вправе ли государство — запрещающее нам то пить с утра, то курить повсюду, то есть сладкое — навязывать нам здоровый или любой другой образ жизни?
— Ни в коем случае, — считал идеолог консервативной революции Рейган, — роль правительства состоит в том, чтобы защищать нас от других, но не от себя.
На деле, однако, этот категорический и вроде бы бесспорный тезис всегда оборачивается компромиссом, к которому история приходит методом проб и ошибок. Одну из самых страшных совершила Америка, когда запретила спиртное. То есть это она думала, что запретила, а на самом деле, вызвав эпидемию протеста, приучила к алкоголю даже не пивших прежде дам. С другой стороны, Америка преуспела в войне с табаком, сумев внушить почти всем, что курение не только вредно, но и стыдно. Изгнанные из баров, контор, ресторанов и, как это случилось в том же Нью-Йорке, городских парков, курильщики примирились с положением изгоев, потому что сами мечтают избавиться от позорного рабства.
Успех начатой Америкой, но теперь уже захватившей мир антитабачной кампании подсказывает путь к победе и в войне с сахаром. Польза побеждает тогда, когда метится ниже: лучше всего действуют не разумные, а легковесные аргументы, которые диктуют престиж и мода.
