То ли паранойя, то ли и в самом деле не было такого раньше, и только последние полгода – в ленте новостей все время убийства, задержания, покушения, следствия, угрозы, суды, тюрьмы. Ящик Пандоры? Тотальный передел влияния на всех уровнях? В романе Рушди «Земля под ее ногами» испытывают геологическое оружие, вызывающее землетрясения, - может, тут что-то похожее? Психотропное оружие массового поражения? Как будто распылили какой-то газ, и у всех сносит башню. До полусмерти избили организатора спектакля по «Лолите». Убили криминального короля. Облили кислотой худрука Большого. Угрожают Кириллу Серебренникову. Все это, вот, за последние три, что ли, дня, и это еще далеко не все.
Положим, есть профессии, выбор которых предполагает в частности и готовность к насильственной смерти. Понятно, что любой вор в законе, например, должен быть готов к тому, что его застрелят. Человек, который идет в артисты или в режиссеры, вроде бы на это не подписывается. При всем сходстве историй с Дедом Хасаном и Сергеем Филином – и там и там, судя по всему, идет борьба за влияние, - куда характернее различия. В криминальном мире по-мужски (впрочем, в самой этой мужественности изрядно подросткового, инфантильного), из снайперской винтовки убивают, в театральном – по-женски плещут в лицо кислотой, будто сопернице, которую нужно изуродовать.
Поневоле благословишь забытую всеми литературную жизнь, в которой нет никакого влияния, которое можно было бы переделывать, и уж тем более нет никакой собственности. Хотя свои трагедии случаются и здесь.
Мир опасен, хотя в разных частях опасен, конечно, в разной степени, но, похоже, становится все опаснее. Странно думать, что ты живешь в том же самом мире, где криминальные авторитеты собираются на «сходки» и выписывают друг другу черные метки. В мире, где вопросы о распределении ролей решаются гей-компроматом и серной кислотой. В мире, где какие-то люди, называющие себя казаками, бьют людей, потому что не любят Набокова. В таком мире какой-нибудь твой знакомый, с кем ты знаком тысячу лет, в любой момент может перекинуться в какого-нибудь вурдалака.
Ведь у тех, кто избивал Артема Суслова, есть наверняка родственники, друзья, те, кто считают их милыми людьми. А те, кто доставал серную кислоту и планировал, как бы и где ее получше плеснуть, - отправились наверняка потом в какой-нибудь Bontempi, здоровались там с завсегдатаями, улыбались. В криминальном мире законы другие, там, наверное, всегда точно знаешь, от кого чего ждать: от всех – всего. По крайней мере, то, что мы способны еще испытывать шок от методов разборок работников Большого, - хороший, видимо, знак: Дания, конечно, тюрьма, но Гамлет имел в виду одиночную камеру, а не «хату» на сто человек. Пока еще все это не нормально.
Но что-то сдвигается, как будто едва заметно кренится под тобой пол. Кабанов, Развозжаев, Долматов. И так каждый день, день за днем, неделя за неделей. Адагамов, Козлов, Кочнев. И дело даже уже не в том, кто хороший, а кто плохой, - просто воздух перенасыщен ненавистью, и она конденсируется на экранах мониторов. Гашаев, Дмитриев, Щербань. Что происходит? Так ведь не было всегда?
Что если завтра окажется, что искалечить начальника – это нормальный способ добиться роли? (А Деда Хасана и вовсе убили, типа.) Что нормально – бить в темных подворотнях людей, чьи взгляды на жизнь тебя не устраивают? Или отправлять в тюрьму людей, которые с кем-то не с тем спят? Бить женщин? Мучить детей? Что вообще испытывать ненависть – нормально?
Страшно, как перед войной.
