После сравнительно либерального послания президент РФ Владимир Путин дал весьма консервативную пресс-конференцию, в течение четырех часов отбиваясь от назойливых вопросов журналистов разных газет, радиостанций и телекомпаний. Организована эта пресс-конференция была таким образом, что у микрофона корреспондент какого-то столичного СМИ сменялся представителем региона. Столичные журналисты старались задать неприятный и острый вопрос, люди с мест, за редким исключением, спрашивали главу государства о нуждах региона, стараясь подчеркнуть свои симпатии к Путину и лояльность его политике в целом.
Получилась та самая картина, которая устраивает сегодня и власть, и ее оппонентов. С Путиным борется небольшая медийная тусовка, стилистически и ценностно противостоящая большинству страны, которое интересуется не Магнитским и Ходорковским, но реальными насущными проблемами своего региона.
У Путина по существу было два полускрытых и полуявных месседжа.
Первый — Россия достойно вышла из кризиса, причем лучше всех европейских стран, и вышла в немалой степени за счет той политической системы, которую она имеет. На вопрос журналиста «Известий», назвавшего эту систему авторитаризмом и режимом личной власти, глава государства сказал, что, именно желая не допустить перерастания России в авторитаризм, он и отказался от внесения в 2007 году поправок в Конституцию относительно третьего срока, хотя легко мог бы провести эти изменения через парламент. Можно было бы ожидать, что президент сейчас начнет говорить что-то об этом действительно казавшемся тогда многообещающем, хотя и рискованном эксперименте, о его итогах и его разочарованиях. Но Путин мгновенно свернул этот сюжет, вновь перейдя к теме «кризиса 2008 года» и методов его преодоления. Попутно он осудил анархизм и почему-то «троцкизм», то есть, надо полагать, демократический радикализм как внутреннего, так и внешнего происхождения.
Увы, для политологов теперь, думаю, встанет серьезная задача, как доказать президенту и людям его образа мыслей, что система, созданная для решения временных кризисных задач, так называемая система ручного управления, абсолютно не пригодна для стабильного функционирования как государства в целом, так и конкретно народного хозяйства. Что Сергей Брилев прав и долгосрочная стабильность, покоящаяся на мудрости «тише едешь, дальше будешь», является стагнацией, причем стагнацией, беременной очередной катастрофической «перестройкой». Повторяю, это придется доказывать, причем доказывать человеку, по опыту собственной работы склонному думать прямо обратное.
Следующий момент. Важным фактором этой самой стабильности Путин, очевидно, считает единство всех государственных институтов. Что ждали от Путина журналисты и эксперты, причем разных политических лагерей? Ждали, что он подвергнет критике правительство и лично его главу за недостаточно эффективную работу (некоторые даже подозревали каких-то более крутых решений и высказываний) и что он осадит Государственную думу с ее, мягко говоря, проблематичной реакцией на так называемый «закон Магнитского». Президент нарочито и демонстративно не сделал ни того ни другого: не отмежевался от либерального правительства и не подверг критике Государственную думу. По поводу отношения к последней он даже сказал, что если Обама соглашается с конгрессом, почему российский президент должен как-то идти вразрез с пожеланиями думского большинства.
Журналисты между тем упорно били в одну точку: они не могли поверить в то, что Путин на глазах у всей страны берет под защиту очевидно невыигрышное для него, в том числе в плане имиджа, решение депутатов как-то увязать проблемы усыновления детей иностранцами с необходимостью ответа американскому конгрессу. Путин стойко отбивал все нападки, пока не дал понять, что все будет зависеть от формулировки закона. Но понятно, что дело не в самом законе, а в нежелании главы государства переводить стрелки на исполнителей. Человечески это заслуживает уважения, но политически это как раз одна из тех самых проблем политического консерватизма, с которой столкнулась наша система. Любой сбой на низшем уровне вертикали тут же ударяет по вертикали в целом и лично по ее вершине.
По идее глава государства должен был подчеркивать свою нетождественность ни непопулярному парламенту, ни непопулярному правительству. Думаю, так бы поступили многие наши предшествующие руководители. Но философия Путина — брать за все личную ответственность, в том числе за то, за что с политической точки зрения ответственность брать как раз не стоит. Фактически сегодня мы увидели очень отчетливую демонстрацию путинского консерватизма, и, по-моему, она обнажила не только сильные стороны этого идеологического стиля, о которых мы много раз писали, но и его слишком очевидные слабости.
Если бы внутри системы власти была бы какая-то возможность рефлексии этих сильных и слабых сторон, Путин лично бы много выиграл, и Россия, в любви к которой он сегодня признался, выиграла бы вместе с ним.
