Коллапс — объясняет нам словарь — угрожающее жизни состояние, характеризующееся падением кровяного давления и ухудшением кровоснабжения жизненно важных органов.
В словари заглядывать полезно. Сразу становится ясно, что в ситуации транспортного коллапса Москва пребывает почти всегда (за исключением совсем уж ранних часов, поздних ночей и воскресных дней). А вот чудовищные пробки, сковывающие столицу в дни больших снегопадов — это даже не коллапс. Это уже транспортная смерть.
Каждый автомобилист время от времени стоит в пробке. Каждый стоящий в пробке злится и костерит идиотов-водителей, заполонивших улицы города, мэрию, которая никак не может навести порядок на дорогах, и власть в целом, которая довела страну до такого бардака. То, что он тоже вносит свою малую лепту в создание этого бардака, то, что его машина является мельчайшим тромбом, закупоривающим транспортные артерии мегаполиса, остается, как выразился бы философ, за рамками его дискурса.
К пробкам, по большому счету, все привыкли. Это явление стало частью повседневной жизни, и на него уже почти не обращают внимания. В новостные ленты они попадают только в тех случаях, когда парализуют движение в неположенное время суток. Так было, пока не грянула чрезвычайная ситуация на трассе М10 «Россия».
Техническая сторона дела достаточно хорошо известна. Ее, в частности, проанализировал мой друг и коллега Дмитрий Дробницкий в своей колонке «Затык федерального масштаба». Бездействие региональных властей (особенно тверских), беспомощность коммунальщиков, неизвестно куда девшиеся деньги, выделенные на оснащение снегоуборочного парка. В 200-километровой пробке, растянувшейся от Твери до Москвы, сконцентрировались если не все, то многие проблемы нашего больного, разъедаемого коррупцией общества.
Но есть и другая сторона дела — морально-этическая. И с ней все обстоит не так просто.
Представьте, что вы стоите в пробке. Не в привычной, часа на 2–3, по пути с работы домой. А в пробке, которая уже сутки не движется с места. И никто не знает, когда она наконец рассосется или, на худой конец, просто сдвинется.
Рано или поздно вы захотите есть и пить. К счастью, по обочинам крупной трассы много магазинчиков и кафе. Вы заходите в такой магазинчик и видите, что батон хлеба стоит 200 рублей. А полуторалитровая бутылка воды — 150. Растворимый кофе вам зальют кипятком из бойлера по цене кружки элитного мокко в столичной «Кофемании».
«Коммерсанты воспользовались ситуацией и резко накрутили цены на свои товары», — сообщают федеральные СМИ. Сразу вспоминается январь 2011 года, когда после теракта в Домодедово «коммерсанты»-таксисты тоже «воспользовались ситуацией», запрашивая за проезд из аэропорта в Москву 10 тыс. рублей, а порой и 20. Конечно, террористический акт и 200-километровая пробка — несопоставимые по масштабу бедствия. Но стремление части наших соотечественников нагреть руки на чужой беде прослеживается и там и там.
Честно говоря, сперва я думал, что это просто жлобье, озверевшее от жадности и глупости. Но потом, написав в своем блоге о том, что творится вокруг парализованной трассы, я получил десятки комментариев, в том числе и от людей, которых сложно заподозрить как в глупости, так и в жадности. «Пусть лучше хлеб по 200 продают, чем по 20, иначе его раскупили бы в первый же день», «тут мы имеем механизм перераспределения дефицитного ресурса в пользу того, кому это нужно», «это называется «экономика» — регулирование спроса и предложения»...
Друзья мои, хочется сказать мне, вы, конечно, правы. Вы все очень правильно понимаете про невидимую руку рынка и про то, что если на какой-то дефицитный товар есть повышенный спрос, то продавец неизбежно будет задирать цену. И домодедовские таксисты, которые вряд ли слышали о науке «экономикс», тоже это прекрасно понимали — нутром, шкурой, звериным чутьем.
Но это понимание есть первый признак коллапса. Не транспортного, а гуманитарного (хочется написать — «духовного», но, боюсь, прозвучит пафосно). Когда «свое» настолько важнее «чужого», что это «чужое» априори рассматривается как враждебное, в лучшем случае — как источник возможной выгоды. Казалось бы, такая позиция при всей ее непривлекательности имеет все же право на существование, ибо обеспечивает возможность выживания хотя бы части людей, попавших в чрезвычайную ситуацию. Ан нет. Индивидуализм годится для сытых и спокойных времен. Но в режиме ЧС наиболее эффективен как раз коллективизм, способность прийти на выручку ближнему. Не так давно я застрял в замкнувшейся на себя пробке под Сухаревской эстакадой. Пробка была похожа на змею, кусающую себя за хвост. В течение 40 минут она не сдвинулась ни на метр — и не сдвинулась бы, если бы несколько водителей, выйдя из своих машин, не взяли на себя функции «регулировщиков». Им не сразу, но удалось убедить тех, кто медленно полз в перпендикулярном пробке потоке, постоять минуту при включенном для них зеленом свете. И этой минуты оказалось достаточно, чтобы затор под мостом рассосался.
К счастью для нас всех, ситуация на трассе М10 показала, что в нашем обществе все еще существует и другой императив — помогать тому, кто попал в беду. Все эти дни группы волонтеров, стихийно создававшиеся на базе социальных сетей, снабжали пленников трассы горячей едой и чаем, вели мониторинг ситуации, искали маршруты объезда... Да и среди запертых в пробке автомобилистов находились те, кто не воспринял случившееся только как свою личную проблему. Например, пензенские дальнобойщики отдали свои запасы еды детям из соседней машины. Грубо нарушив тем самым законы науки «экономикс».
И это дает надежду. Надежду на то, что коллапс в наших головах и сердцах все-таки преодолим.
А если уж одолеем его, то и проблему пробок рано или поздно тоже решим.
