Впервые за долгое время в «стране с непредсказуемым прошлым» ломают голову над тем, что же все-таки произойдет в ближайшие несколько дней... недель... месяцев... лет... Впервые за долгое время не то чтобы окончательно обозначился, но дал понять о своей возможности, пусть пока и гипотетической, «огромный неуклюжий скрипучий поворот руля», который некогда (с губительными лично для себя последствиями) приветствовал Осип Мандельштам. Речь идет, разумеется, о первых, но уже многочисленных признаках начала полномасштабной кампании по борьбе с коррупцией.
Недоброжелатели утверждают: система пошла вразнос, верховная власть уже ничего не контролирует — и то, что мы наблюдаем в средних эшелонах (но уже близко к самому верху), есть грызня бульдогов под ковром, схватка спецслужб и взаимная борьба тотально коррумпированных промышленно-финансовых кланов... Впрочем, те же самые или точно такие же аналитики радостно рапортовали нам в ельцинскую пору о «мудрой политике сдержек и противовесов». А чем сдержки и противовесы отличаются от бульдогов под ковром? Только пропагандистским (или контрпропагандистским) металлом в голосе.
Есть и другая, пожалуй, столь же лукавая точка зрения. Система, пораженная коррупцией, не может излечиться от нее сама по себе. Необходим внешний контроль (самые лицемерные говорят о «независимом контроле»), необходимо внешнее управление, необходима «холодная оккупация». Ну, и как минимум необходима смена высшей власти — ни демократическим, ни каким бы то ни было иным хоть сколько-нибудь легальным путем в ближайшие пять лет невозможная даже теоретически. Раздаются — пока вразнобой — и голоса, вещающие о том, что для начала Россию хорошо бы разорвать на несколько более-менее (лучше — более) независимых кусков. Разорвать, разумеется, по живому.
И ведь нельзя сказать, чтобы все эти опасения (или пожелания?) были бы беспочвенны. Нашей стране и впрямь придется пройти между Сциллой и Харибдой. То есть между скалой, о которую можно разбиться вдребезги, и пучиной, которая так и норовит затянуть и утащить на самое дно. А меж тем на Итаке так и будут твориться всяческие безобразия — и Пенелопе-истории вполне может надоесть ночь за ночью и год за годом распускать пряжу, даже если никому из самозваных женихов так и не удастся натянуть одиссеева лука.
Для начала хорошо бы осознать, что полномасштабная борьба с коррупцией неизбежно начинается с малого. Начинается с выборочного обуздания нескольких распоясавшихся казнокрадов. Даже, может быть, и не с самых распоясавшихся: выбор первых объектов «пыток и репрессий» достаточно произволен, а значит, он делается с учетом множества привходящих обстоятельств, зачастую чуть ли не водевильного свойства. Важно, однако, другое: обществу дают знать, что неприкосновенных у нас больше нет, а раз так, то и число ненаказанных (и в самоощущении безнаказанных) может быть в конце концов сведено к разумному — и в своей разумности терпимому — минимуму.
Конечно, уже вроде бы наметившийся путь изрядно вариативен, а главное, чреват естественными опасностями. Есть четыре крайне неблагоприятных сценария: 1) борьба с коррупцией может быть драматически свернута под давлением внешних форс-мажоров (скажем, нового витка всемирного экономического кризиса); 2) может возникнуть (и непременно возникнет) заговор прежде неприкосновенных и безнаказанных элит — и этот заговор попытается обернуться государственным переворотом; 3) борьба с коррупцией, постепенно охватывая всё и вся, сама по себе может принять характер схода снежной лавины и стать этаким «экономическим 1937 годом» (какой однажды устроили в Средней Азии небезызвестные, хотя уже благополучно забытые Тельман Гдлян с Николаем Ивановым); 4) наконец, она может закончиться, так и не начавшись, и пополнить тем самым бесславный ряд множества наших начинаний и реформ чисто декларативного или сугубо имитационного свойства.
Речь, разумеется, не идет о полном искоренении коррупции или о низведении ее на уровень, общепринятый в развитых странах (или в советском прошлом). В годы горбачевского и в особенности ельцинского правления наша страна была отброшена на столетия в прошлое и превратилась, согласно тогдашней горькой шутке, из Евразии в Азиопу. Произошло это не только в экономическом отношении, но и прежде всего в нравственном: пренебрежение человеческой жизнью (чужой, естественно), вульгарный социал-дарвинизм, разбойничье или воровское происхождение первоначального капитала. Плюс традиционная российская бюрократия — всемогущая, и в своем всемогуществе бесконечно корыстная бюрократия. Плюс изверившиеся (хорошо хоть не озверевшие) народные массы. Плюс пошедшая в услужение «ворюгам и кровопийцам» творческая интеллигенция. Плюс — тут и объяснений никаких не требуется (вспомним хотя бы исход ГСВГ в чистое поле) — армия. Плюс открытые границы и неслыханное товарное изобилие. Плюс потребление и сверхпотребление, рекламируемое с телеэкрана... Путь отсюда в шведский социализм или в любое другое пригодное для жизни место и впрямь не может оказаться короче (или прямее) странствий гомеровского Одиссея.
Впрочем, нынешний уровень коррупции не просто недопустим — он, что называется, несовместим с жизнью. Несовместим с общественной жизнью и не в последнюю очередь с экономической жизнью. И — пусть поначалу избирательную — борьбу с наглыми казнокрадами — борьбу пусть и без «китайских казней», но с хрущевскими и андроповскими конфискациями (а значит, и борьбу с роскошью) — безусловно поддержит абсолютное большинство наших сограждан; поддержат, собственно, все, кроме самих коррупционеров (хотя часть их — хотя бы для виду — ее поддержит тоже) и горе-оппозиционеров, исповедующих, даже особо не таясь, принцип «чем хуже, тем лучше».
Но легко не будет. В любом случае. Легко не будет, даже если удастся избежать всех вышеперечисленных опасностей (что, мягко говоря, не очевидно). Поэтому вопросы «как это будет?» и, главное, «что это будет?» впервые за долгие годы выходят на первый план.
