Вершина власти, на которой был Сталин, — это страшно

Александр Бурдонский поставит в Театре Российской армии спектакль с Людмилой Чурсиной в главной роли. Премьера намечена на конец декабря. Это будет их четвертая совместная работа. Корреспондент «Известий» встретилась с режиссером.

— Вы снова ставите спектакль на Людмилу Чурсину. Простите за некорректный вопрос: она — ваша жена (как говорят многие) или только муза?

— Так говорят? Нет, не жена. Муза? Бесспорно, сейчас — да. Есть потрясающая пьеса, специально взятая для Чурсиной. Не скажу пока, как она называется. Стоит мне объявить, как тут же за нее схватятся другие. Судьба знаменитой пианистки, сложный период в ее жизни, по теме напоминает «Осеннюю сонату» Бергмана. Еще я мечтаю поставить «Живой труп», и там Людмила, наверное, будет играть Каренину. Вот такие у нас планы.

— Вы как-то сказали, что нашли пьесу и для Веры Васильевой. Будете ставить в Театре сатиры или на стороне?

— С Верой Кузьминичной я никогда ничего не ставил. Она поклонница моей «Чайки». Помню, даже позвонила мне и сказала: «Саша, я хочу быть листочком, который висит на веточке в вашем спектакле». Я нашел пьесу для нее, предложил Театру сатиры, Ширвиндт дал согласие. Но как трудно сегодня собрать спектакль, в котором занято много актеров! Все снимаются, где-то заняты, зарабатывают на жизнь. Такая проблема существует в каждом театре. Посмотрим, может, и сделаем что-то. Есть любопытная английская пьеса о Саре Бернар и Элеоноре Дузе. Возможно, «на стороне» я поставлю ее с Чурсиной и Васильевой.

— Недавно исполнилось 40 лет, как вы работаете в Театре армии. Вы постоянны.

— В свое время меня звал Михаил Царев в Малый театр, даже предлагал актерам Нине Сазоновой и Владимиру Зельдину тоже перейти, если я без них не могу жить. Олег Ефремов звал во МХАТ. Я человек не тщеславный, честно говоря, вниманием не обделен. Карьера меня мало трогает, главным режиссером мне быть не интересно. Меня интересует сам процесс. Оказаться в репетиционном зале — счастье. Бесконечно познаешь мир, людей, себя. Хотелось бы на лету и умереть. Боюсь, не дадут. 

— Вы хорошо знаете современный московский театр?

— Более-менее. И он мне не нравится. Я считаю, что из театра уходит его эмоциональная природа. Она может быть передана только через актера. Выходит на сцену Алиса Фрейндлих или Татьяна Доронина в лучших своих ролях — и мне больше ничего не нужно. Они работали с актерскими режиссерами, и это очень верно. А когда из Нины Заречной делают наркоманку, алкоголичку, проститутку, она стоит на столе, снимает трусы и подставляет свой зад Треплеву... Если ты не уважаешь автора, которого ставишь, не берись за его пьесу, ставь другую, пиши сам.

В московских театрах сегодня жизнь бурная, но немного однообразная, преобладают развлекательные тенденции. Большинство старается брать комедии, где больше культуры зада. Я не говорю, что театр — это учреждение, которое должно обучать нас чему-то, но все-таки... Кафедра, с которой миру можно сказать много доброго, это, мне кажется, верно. Театр призван вызывать в человеке не агрессию, а добрые начала. Сегодня кино и телевидение грешат агрессией, насилием, жестокостью. Миссия театра — более возвышающая.

— Вы — сын Василия Сталина. Покойный Эдуард Володарский написал книгу «Василий Сталин, сын вождя». Сейчас по его сценарию снимается фильм. 

— Знаю. Книгу я еще не читал. Об отце снято уже много фильмов. Но мне никогда никто не позвонил, не попросил поделиться материалом, фотографиями. Я для себя решил: значит, это будет неправда. Я читал в газете фрагмент сценария, и он мне понравился, а что дальше будет... Володарский — человек талантливый.

— Он хорошо пишет о Василии Сталине, признается: «Я бы считал за честь с таким дружить». Отмечает его храбрость, верность друзьям, напоминает о построенных им спортивных площадках, стадионах.

— Отец был всесторонне одаренным человеком. У него были золотые руки. Прекрасный летчик. Дивно водил машины. Любил конный спорт. И так далее. Я думаю, если бы не война, его жизнь не была бы так искалечена. На фронте он стал пить.

— Вашим родителям было по 20 лет, когда вы родились. Кем была мама — Галина Бурдонская?

— Мама училась в Московском полиграфическом институте, позже она работала редактором научной литературы. У нее французские корни, их фамилия Бурдоне. Шарль Бурдоне после войны 1812 года остался, будучи раненым, в Волоколамске, женился на русской женщине. Они венчались, и по церковному обычаю к фамилии прибавили окончание «ский». У меня много кровей намешано: немецкая и цыганская (по аллилуевской линии), есть украинская, грузинская и французская.

— Пишут, что Василий Сталин умер в 41 год в Казани, всеми забытый.

— Это все слова. Его выпустили из тюрьмы в 1961 году человеком обреченным, через год он умер. Не хотел смириться с тем, что его сломали. Мы были на приеме у известного профессора Бакулева, который его лечил, так он заплакал: «Что с ним сделали?» Я был на похоронах с сестрой Надей (ее уже нет в живых), мы поразились, сколько народу собралось во дворе. Люди шли и шли нескончаемым потоком проститься. Откуда узнали? Военные летчики, которым было запрещено идти на похороны, подходили к нам, распахивали гражданские пальто, под ними была летная форма. Многие вспоминают Василия Сталина добром. Я не любил своего отца. Любил маму. Но став старше (я уже на 30 лет его пережил), все ему простил. 

— Как вы оцениваете книги разных писателей о вашем деде — Иосифе Сталине?

— Я не могу быть объективным. Я больше знаю, чем они. Мы много беседовали с Эдвардом Радзинским. Мне нравятся его книги о Сталине. Но все-таки Иосиф Виссарионович в них — театральный персонаж в фантазиях талантливого театрального писателя Радзинского. Это интересно, но к реальной действительности не имеет отношения. Недавно канал Russia Today снимал фильм к 60-летию со дня смерти Сталина (в 2013 году). Меня привезли на дачу Сталина, где я не был с 1953 года. Я многому поразился. Бесконечные столы, стулья и диванчики во всех комнатах — и ничего больше. Боже мой, подумалось, какое счастье, что я не царь. Меня поразило одиночество этого человека. И одержимость своим делом. Я об этом думал, когда ставил пьесу Ибсена «Йон Габриэль Боркман» (мой спектакль идет у нас в театре под названием «Серебряные колокольчики»). Никто из нас не знает, что такое вершина власти, на которой был Сталин. Как это страшно, по-моему. И как это выхолащивает в человеке всё. Смотреть на него надо не из нашего времени, а из разрухи, которая была в России после революции, Гражданской войны. Впрочем, гражданская война в России до сих пор не кончается, опять мы «российские» и «советские», никто не бьется за согласие, примирение — всё ищем причины и поводы не любить, не уважать, не беречь друг друга. Грустно.