Когда вода поднялась настолько, что затопила улицы южного Манхэттена, метро залило почти до потолка.
- Вот и хорошо, - обрадовались городские санитары, - «Сэнди» утопил миллионы крыс, всегда населявших подземку.
- Это еще, как сказать, - ответили им дарвинисты, - потому что в наводнении выжили сильнейшие особи, которые произведут на свет потомство суперкрыс, а мы и с обыкновенными не знаем, как справиться.
Мне слышится в этой истории что-то поучительное, ибо каждая сваливающаяся на Нью-Йорк беда, начиная, пожалуй, с 11 сентября, придает городу волевые черты. Сжав зубы, он живет так, как будто ничего не случилось.
Вот и сейчас, как ответил Нью-Йорк на вызов стихии? Тем, что открыл музей «Метрополитен» и отменил входную плату. Если ты все равно слоняешься без дела, если твой дом залит водой, а сам ты ютишься на полу у сердобольных приятелей из уцелевшего Аптауна, то лучше провести день в компании Брейгеля и Хальса. Или - с Гершвиным и Бетховеном, которых в эти дни бесплатно играли в концертном зале сильно пострадавшего Ньюарка.
Конечно, это – типично нью-йоркский паллиатив: то, чего нельзя избежать, можно украсить. И вряд ли искусство утешит 20 тысяч свежих бездомных, которых город должен как-то разместить накануне нового шторма с дождем и снегом, который синоптики обещают нам уже в эту среду.
Теперь уже ясно, что климат – это серьезно. Привыкнув бояться безработицы и террористов, Нью-Йорк делегировал экологические тревоги зеленым, которых еще неделю назад считали безобидными чудаками, вроде хиппи. Но «Сэнди» разбудил всех, кто верил, что обойдется. Погода и впрямь сошла с ума, о чем нас давно предупреждали ученые. Не то, чтобы мы им совсем не верили, скорее, откладывали эту проблему на завтра. Но вот завтра пришло, и, хотя оно началось еще вчера, мы оказались к нему не готовы. Два крупнейших урагана в истории города обрушились на Нью-Йорк в этом году и в прошлом.
Климат не меняется, он уже изменился. И вместо того, чтобы обсуждать, кто виноват, нужно приучаться жить по новым правилам. Скажем, не строить дворцы, а тем паче хижины, на пляже. Зарыть провода под землю. Обзавестись газовыми генераторами. Построить в нью-йоркской гавани морские ворота, на манер тех, что берегут Амстердам и Лондон. А главное - выбрать президента, который не побоится сказать правду и повысить налоги, без которых страна останется беззащитной перед угрозой куда более масштабной, чем кучка пещерных людей, обещавших стереть нас с лица земли. Уж в этом отношение природа куда эффективнее.
Чтобы урок «Сэнди» не прошел даром, его надо вызубрить политикам. Но мне ураган преподал совсем другие уроки – частные и тоже полезные. Целую неделю я прожил примерно так, как Пушкин в Михайловском.
Во-первых, темно. Как он, мы с женой берегли дефицитные свечи. Активная жизнь кончалась часов в шесть, с закатом, а после него мы читали друг другу Мандельштама, подолгу – для экономии парафина - разбирая каждое стихотворение. Как мы ни тянули, в темноте клонило в сон: «Я список кораблей прочел до середины».
Во-вторых, холодно. Когда температура опустилась ниже нуля, вылезти из-под впервые пригодившейся перины не было никаких сил. Мы и не старались, с подозрительной легкостью отдавшись, как Обломов, дремотному безделью, я коротал дни, забывая глядеть на часы.
В-третьих, одиноко. Отрезанные ураганом от видневшегося из окна Манхэттена, мы не решались туда отправиться, боясь растранжирить бензин. Лишившись привычных развлечений Нью-Йорка, который всегда готов составить компанию, мы положились на друзей. Живя неподалеку, но с неработающей электрической (в отличие от нашей – газовой) плитой, они была рады являться к нам, чтобы разделить эклектичный пир из всех разморозившихся припасов. Мы радовались им, как тот же Пушкин – Пущину, и встречались через день, пока не кончилась водка.
Но страшнее всего на первых порах оказался информационный голод. Когда умер телевизор, оглох телефон, разрядились мобильники и, ясное дело, исчез интернет, я впервые понял, что мы и правда, как предсказывал Мак-Люэн, стали другими. Паутина связи пеленает нас, как муху, и питает, как паука. Оказывается, значительная часть нашего Я, не дожидаясь конца, уже перебралась в надмирный эфир. А без него мы чувствуем досадный избыток собственной, не разбавленной другими личности.
С тех пор, как «Сэнди» отключил «глобальную деревню», мы переехали в обыкновенную, где все кормятся слухами, стоя в бесконечных очередях к единственной розетке. Примостившись к ней, я чувствовал себя так, будто перебрался в эпоху отцов-основателей.
Накануне выборов, все, естественно, говорили о политике – без подсказки, сами, отчего казалась, что демократия вернулась к своим патриархальным истокам.
Сегодня в наш дом наконец явился ток, но я решил до выборов не включать телевизор.
