Итак, оппозиция провела, наконец, выборы в свой Координационный совет, причем голосование проходило по четырем спискам — помимо общегражданского фигурировали еще три идеологические курии, в совокупности составляющие ядро нашего «городского протеста»: левая, националистическая и либеральная. В списке оппозиционных идеологий заметным образом отсутствовал патриотизм. Националисты много раз подчеркивали свое отличие от тех, кто сегодня называет себя «патриотами», причем как левых, так и правых. Удальцовские левые — это сегодня очень странное образование, позволяющее интегрировать во единое целое как сторонников КПРФ, так и любителей панка. Ну а либералы — они у нас по определению что-то противоположное патриотизму.
Показательно, что примерно в тот самый момент, когда оппозиция готовилась к своему дню голосования, произошло еще два заметных события. Во-первых, в Кремле, точнее, в администрации президента возникло некое управление по общественным проектам, задачей которого станет, как следует из названия соответствующего президентского указа, «совершенствование государственной политики в области патриотического воспитания». В прессе уже прозвали данное управление «департаментом патриотизма». Но интересно другое. Власть сознательно делает ставку на эту не представленную в Координационном совете оппозиции идеологию. И тем самым показывает своему избирателю, чем она отличается от тех, кто претендует на ее место.
Я уже подумал написать, что недооценка патриотизма как идеологии — слабое место нашей оппозиции.
Поскольку если понимать патриотизм не абстрактно, а политически вполне конкретно — как возведение в качестве наивысших политических ценностей государственный суверенитет, национально-культурные традиции и территориальную целостность страны, то можно легко вообразить вполне оппозиционную программу, которая бы утверждала, что власть недостаточно заботится о явно необходимой для обеспечения суверенитета обороноспособности страны, прямо скажем, слишком равнодушно относится к статусу нашего высшего образования и пока мало что делает для нашего прорыва в области разного рода высоких технологий. Да и с космосом у нас в последнее время тоже не очень…
И, надо сказать, на индивидуальном уровне таких патриотических оппозиционеров у нас немало. Откройте свежий номер газеты «Завтра», и вы обязательно прочтете что-нибудь зажигательное о сердюковской военной реформе, о фурсенковско-ливановском курсе в образовании и в целом — о медведевско-дворковическом провально-либеральном экономическом курсе. Кстати, многие из этих оппозиционных патриотов настроены не слишком благодушно и в отношении действующего президента.
И тем не менее, чем дальше, тем больше это вроде бы вполне респектабельное политическое течение превращается во что-то несерьезное. Вот осенью этого года возник под Псковом некий «Изборский клуб», который объединил, кажется, патриотов всех мастей. Пропуском в этот клуб следовало считать не столько даже наличие каких-то конкретных патриотических или, как модно у нас говорить, государственнических убеждений, сколько отсутствие либеральных. Люди все очень уважаемые и достойные. Тем для разговоров и размышлений множество.
Одна беда: никакой перспективы самостоятельного участия в политике и, по-моему, никакого особого желания этого участия добиваться. Один очень уважаемый мною участник названного клуба, недели две назад встретив меня на одном регулярном мероприятии, сообщил мне о создании данного патриотического объединения. Когда я спросил его, а в чем его программа, он, мягко говоря, увязал необходимость смены нынешнего экономического курса с угрозой реализации ливийского сценария.
При этих словах я вздрогнул — не из-за того, что вновь увидел перед собой жуткие кадры из Сирта, а потому что неожиданно испытал ощущение дежавю. Пять лет назад на том же самом мероприятии тот же самый человек говорил мне ровно те же самые слова, только ссылаясь на успех «оранжевой революции»: «Наша задача убедить главу государства, что или он сменит курс, или в Москве произойдет то же самое, что в Киеве».
Политически беспомощный патриотизм, увы, неизбежно превращается в какую-то самопародию, притом что спикеры такого патриотизма в частном порядке могут быть вполне востребованы системой и добиться хорошего в ней положения. Казалось бы, появление ОНФ в качестве дублирующей партии власти давало патриотам надежду, что эта структура постепенно, но неизбежно окажется под их идеологической опекой, а следовательно, нынешнему режиму придется и в самом деле поделиться частью власти со своими патриотическими попутчиками. Однако режим, видимо, чувствует себя настолько прочно и уверенно, что в настоящий момент не ощущает никакой необходимости идти с левыми патриотами на какой-то реальный и долгосрочный политический контракт.
Увы, лучшие дни нашего политического патриотизма левого толка далеко позади. Я считаю, что лучшими годами этой идеологии были 1993–1995 годы, когда центром притяжения левых патриотов была самая маленькая и самая боевая фракция в Государственной думе, которая волею судеб называла себя Демократической партией России. Боюсь, что мало кто из членов той фракции относился к данному наименованию слишком серьезно. В итоге лояльность государству вытеснила преданность парламентской демократии, а для соединения двух этих ценностей нужно было слишком резко отделить себя, скажем, от профессиональных сталинистов — а это уже требовало слишком жесткого идеологического самоопределения, на которое в условиях либеральной маргинализации патриотизма мало кто мог решиться.
Но, думаю, сегодняшняя маргинализация левого патриотизма гораздо более опасна для этой идеологии, чем то, что было в 1990-е. В 1990-е левый патриотизм и был в каком-то смысле основной нонконформистской идеологией. Сегодня же это та сила, которой предоставлены все условия для самопрезентации, но которая оказалась полностью лишена политической самостоятельности. Всё, что могут левые патриоты, — это ждать и мысленно призывать те времена, когда Путин, убоявшись какой-нибудь очередной революции, сменит либеральное правительство и вместе с ним ненавистный экономический курс. Боюсь только, что к тому времени моральный ресурс патриотического государственничества будет равен нулю и у главы государства едва ли появится желание обращаться за поддержкой к тем, кто и так при всех обстоятельствах не отказывает ему в поддержке.
