Петр Мамонов рассказал о себе и зайцах
В последнем пока семилетней давности мамоновском альбоме «Сказки братьев Гримм» все начинается с мрачной мантры о «мальчике-с-пальчике», для которого «кончилось дело плохо. Заблудился в лесу. А когда еле-еле вышел, не похож был сам на себя». Сквозь лукавую аллегоричность 61-летнего Петра Николаевича тут сочится что-то автобиографическое. Кто знаком с историей экс-локомотива «Звуков Му» — от краеугольного сейшена 1984-го в 30-й московской школе, душевных советских заведений «Русалка» или «София» близ его родного Каретного Ряда до пасторального духовного убежища поэта в подмосковном Ефаново, — тот разглядит.
С «Мальчика» Мамонов и начинает свой новый драматический монолог в двух частях «Дед Петр и зайцы». Ему словно нужно оттолкнуться от чего-то, не столь отдаленного, но все же былого, прожитого, дабы перейти к своему теперешнему состоянию. «Абсолютно дзенский альбом», как заметил Борис Гребенщиков, «Сказки братьев Гримм» заполняют первый акт спектакля, где Петр знакомо лицедействует, гнется, юродствует, подносит лупу к лицу, напяливает скомороший головной убор, вращается на гимнастическом диске, встает на голову, застывает с копьем в руке, пускает мыльные пузыри и гоняет, гоняет по незримому кругу своих химер.
Минимализм и одиночество Мамонова здесь достигают символических высот. Музыка звучит «минусовкой», но ее исполнители, гитарист и басист, видны на большом экране. Это все тот же Петр — на сцене и на видео. Совсем один. Ни музыкантов рядом, ни иных актеров, ни даже загадочного большого Яйца, что блуждало подле него в прошлом перформансе «Мыши, мальчик Кай и Снежная королева» на той же сцене.
За кулисами есть верная жена Ольга и возмужавший сын Иван, помогавший создавать нынешний спектакль. Но в пространстве зала Петр Николаевич вещает сказки без подручных. «На миру», на публике, ему никто не нужен.
«Может все еще скупее сделать?» — размышлял Мамонов на последней репетиции перед премьерой. Он будто чувствует еще какую-то скорлупу, которую нужно счистить с себя для чистого контакта с миром. И картина первая венчается тем, что экранный Мамонов-басист улетает к Луне, подобно шагаловским скрипачам и ундинам, а Мамонов-гитарист зарывается куда-то в грунт. «Сказки братьев Гримм» изложены.
День сегодняшний, то есть вторую часть спектакля, «Дед Петр», преодолевший, как мне кажется, некие свои болезненные реакции неофитства, встречает, как лет 30 назад, с акустической гитарой наперевес, на авансцене, на фоне видов той своей центральной Москвы, еще чудом сохранившейся в отдельных переулках. И его новые песни вполне способны устоять на фундаменте давних вещей, сделанных им до «затворничества».
Только теперь в них к психоделическому реализму добавляется ностальгическое, возрастное, проницательное и терпимое. Это поет олдовый советский постпанк, успевший побыть островным отцом Анатолием, царем Иоанном Грозным, ясновидящим генералом ФСБ, деревенским мудрецом... Петр Николаевич живописует нашу бытовую рефлексию.
Песня о ненужном звонке старого друга, сменяется как бы биографическим сном про «свою деревню» и детство, где «в 12 лет стакан вина, сигарета, вокруг меня шпана...». А вот уже «Я в бане, со своими друзьями. Я работаю в охране, на мясокомбинате...». Коллективный портрет вечного российского большинства дописывается четкими мазками: «В полшестого вечера я на Павелецком вокзале. В полшестого вечера люди идут с работы, с завода дубильных кож. Я стою один, мне делать особо нечего, но я все равно на любого из них похож...». И «Песня про мента» есть. И фраза-афоризм: «Я готов раствориться в своем народе при одном условии, что я точно буду на свободе».
Мамонов окликает себя прежнего, собственноручно стреноженного, усыпленного давным-давно. В отличие от «мальчика-с-пальчика» он и после «леса» может вернуться к узнаваемому облику. И завершающая, резкая и откровенная баллада спектакля «Волосы твои на ветру» получается фатальной кодой свободного человека. И пусть «президент смотрит на меня добрыми глазами. Президент взялся за ручку моей двери. Президент пришел за нами... Волосы твои на ветру в открытом окне такси... Молюсь ли я Богу или служу народу — волосы твои на ветру...».
Мамонов говорит: «Я теперь на пенсии — поэтому у меня полный покой». Силы в таком покое — вагон. И каждому зайцу Дед Петр будет полезен.
