«Изъятие» детей и спасение российских поп
Не так давно я оказался невольным свидетелем признания одного папаши: на мобильный телефон своей 20-летней дочери они подключили специальную услугу, которая позволяет определять местонахождение дитя в любое время суток. Любящий отец долго рассказывал мне о том, как искусно они выводят дочь на чистую воду, при этом ни словом, ни намеком не давая ей понять, что уже пять лет она находится под неусыпным родительским контролем. Я вспомнил об этой исповеди, когда российскую общественность всколыхнуло очередное громкое дело в Финляндии: у россиянки Анастасии Завгородней социальные службы «изъяли» четырех детей по подозрению в насилии — шестилетняя дочка Вероника сказала в школе, что «папа хлопнул ее по попе».
Российский детский омбудсмен Павел Астахов считает, что Финляндию стоит объявить опасной для жизни российских семей с детьми, поскольку никаких соглашений с финской стороной о защите детей до сих пор достигнуть не удалось. Дело Завгородней взял под контроль Владимир Путин, а СМИ познакомили общественность с очередной порцией страшилок о практике пресловутой ювенальной юстиции в западных странах.
Как ни крути, но «изъятие» — совсем неподходящее слово, если речь идет о семьях и детях. Даже не вдаваясь в детали случаев, когда ребенка из семьи помещают в приют до всяких судебных разбирательств, это слово просто режет слух. Невозможно «изъять» одушевленное существо, человека, однако все новостные ленты оперируют именно «изъятием». Словом, вполне уместном в лексиконе фашистов, и вот уже вспоминают дело россиянина Алексея Семенова, который просто бежал из Финляндии. Причина — «террор финских органов защиты детей». И ситуацию вокруг детей Анастасии Завгородней взял под контроль Антифашистский комитет Финляндии и правозащитник Йохан Бекман. Приехали!
По данным международного общественного движения «Русские матери», всего у родителей из России финские власти отняли 49 детей. Однако, по официальным данным, за год финские власти забирают у семей в среднем 10 тыс. детей. Цифры шокирующие, особенно если принять во внимание, например, совсем недавний случай в той же Финляндии. 30 августа Надворный суд Хельсинки вынес обвинительный приговор двум воспитательницам детского сада, которые пользовались скотчем для наведения порядка среди детишек. Можно ведь просто заклеить рты слишком резвым воспитанникам, и, действительно, суд первой инстанции оправдал воспитательниц, поскольку страдания, причиненные детям, «не были такими большими, что их можно было бы квалифицировать как насилие». Действительно, какие страдания! «Так не дай ему воли в юности, но сокруши ему ребро, пока он растет, чтобы, возмужав, не провинился перед тобой и не стал тебе досаждением и болезнью души, и разорением дома, и погибелью имения, и укором соседей, и посмешищем перед врагами, и властям платежами, и злою досадой» («Домострой»). Не думаю, что эти воспитательницы — единственные на всю страну, да и не одним же скотчем орудовать!
Можно приводить немало аргументов в пользу или против ювенальной юстиции, можно очень много рассуждать о букве и духе защиты прав несовершеннолетних, но я совершенно не представляю, каким образом эта система будет складываться в России и как она будет в действительности работать. Тот заботливый отец, исповедь которого мне довелось выслушать, — он нежный, любящий родитель. Судя по всему, отношения дочери и родителей — нормальные. И неважно, что дочери 20, а не 10 лет — технологии и прогресс не всегда поспевают за нашими желаниями и потребностями. Но, вот узнай эта девочка правду о тотальной родительской слежке, как бы она реагировала? И будь она подростком, и кто-то из правдолюбцев донес на такое насилие над частной и личной жизнью — чем бы могло закончиться это дело, и, самое главное, что стало бы с этой «дружной» семьей?
Да разве дело только в тотальной слежке с помощью мобильных операторов? Разве дело только в том, можно ли предъявить суду изуродованные попы российских подростков или оные целы-целехоньки, но от иных родительской заботы и опеки подростки готовы на край света бежать. И где та самая грань, за которой забота и любовь превращаются в тотальный террор? Наше общественное сознание и само общество разбиты вдребезги, стоит ли говорить о гигантской разнице в доходах и уровне жизни между российскими регионами и различными социальными группами. Кто может взять на себя ответственность решить, что является насилием по отношению к ребенку в той или иной семье? Кто возьмется судить семьи, которые находятся на разных полюсах социальной действительности?
Я, признаюсь, выслушал исповедь заботливого отца и признания в тотальной слежке в состоянии шока — я даже в тяжелом бреду не мог бы вообразить себе подобных действий по отношению к собственным детям. Но папаша то уверял, что он не единственный и что очень многие родители прибегают к таким мерам, чтобы спасти и сохранить своих детей. Очень многие?! Не спорю, формы контроля могут быть очень разными, тут нездоровое воображение — лучший советчик. Всё, как в пословице, — люблю как душу, трясу как грушу.
Мы уже испытали на себе в целом прелести либерально-демократического террора, когда чуть ли не с ножом к горлу от тебя требовали страстной любви к свободе во всех мыслимых и немыслимых проявлениях. Поднялись на защиту морали и нравственности верующие люди, и мы уже устали поражаться примерам оголтелого мракобесия.
Я начинаю бояться российское общество. Но, увы — «Пророков нет в отечестве моем, но и в других отечествах не густо». (В. Высоцкий)
