Иногда правило парности событий срабатывает и в случаях, когда события эти, на первый взгляд, между собой мало связаны. Вот свежий пример: одновременно с началом рассмотрения запроса Генпрокуратуры о лишении неприкосновенности оппозиционного депутата Гудкова был выпущен последний (за исключением главного подозреваемого) участник скандала с подмосковными казино со стороны прокуратуры. Не в том смысле, что расследовал скандал, а в том, что обвинялся по этому делу. Технически это связано с истечением установленного судом срока содержания под стражей. Расследование дела экс-прокурора Нищеменко было завершено в июле, однако представленное обвинительное заключение в Генпрокуратуре утверждено не было, и 4 сентября срок содержания под стражей подозреваемого истек. Как говорится, не только технически, но и технично.
Так что все участники скандала со стороны прокуратуры, за указанным выше исключением, теперь на свободе. Поскольку дополнительное расследование может открыть только генпрокурор, ситуация перешла в состояние некоторой паузы без определения срока.
Разнообразные, но непростые отношения между Генпрокуратурой и Следственным Комитетом ни для кого не новость. В этой связи какое-то время назад такое противостояние рассматривалось и с определенной позитивной стороны: силовые структуры в России фактически вышли из-под гражданского контроля, и внутриведомственная война — хоть и не слишком надежный, но все же хоть какой-то способ держать эти структуры в каких-то рамках. Впрочем, и в советские времена были периоды противостояние между МВД и КГБ, но справедливости ради надо заметить, что коррупция и нарушение закона (несравнимые, разумеется, по масштабам с нынешними гуляньями) были присущи главным образом одной, милицейской, стороне (например, период министра Щелокова). И потому одна спецслужба пыталась как-то ввести в правовые границы другую.
Сегодня трудно судить, кто кого вводит в границы — хотя бы за отсутствием таковых. И спецслужб как-то прибавилось, и парламентский контроль в этой области обходится только разовыми публикациями отдельных депутатов, раз и навсегда поделивших адресатов своих разоблачительных выступлений. Что, в сущности, может служить подтверждением предположениям некоторых экспертов о том, что противостоящие системы усложнились и перестали быть внутрикорпоративными. Появляются, условно говоря, комплексные группы интересов, куда входят представители различных силовых, государственных и законодательных структур, которые образуют свою, вневедомственную, корпорацию. Но это отдельная тема — для нашего случая важно, что все участники громкого дела оказались на свободе.
А что касается противостояния спецслужб, то некоторым положительным, хотя и весьма условным, эффектом дело тут, увы, не ограничивается. И вовсе не важно, кто прав и кто виноват в каждом отдельном случае, кто по какому мотиву раскрывает нарушение, а кто пытается это блокировать. В сущности, мы имеем дело с системным выходом силовых институтов за рамки правового поля. Если к этому прибавить ставшие общим местом чудеса судопроизводства, то речь вообще то идет о серьезных рисках для всего государственного устройства. Государство — уж какое есть, прямо скажем, есть неважное — должно очевидно и безусловно контролировать свои основные институты, это куда важней контроля за пусть и многолюдными гуляньями на площадях и бульварах. Критично важней, но, похоже, власть либо не может, либо по каким-то причинам не хочет это контролировать. Даже лояльность — реальная или демонстративная — имеет свою цену, включая и максимальную. Дальше — разорение, которое может прийти вовсе не от каких-то мифических оранжевых угроз, а от утраты фактического контроля за опорными государственными институтами, в которых образуются и действуют группы интересов — о чем упоминалось выше. Да, если что, вашингтонский обком здесь ни при чем, грантоеды и грантодатели тоже. Это как раз исключительно свои и исключительно государевы люди, решившие, что их позиция и некоторая лояльность должна конвертироваться в их личные или групповые интересы.
Это действительно весьма опасная тенденция именно с точки зрения государственной стабильности, о необходимости которой споров у сторон и не возникает.
А при чем здесь запрос по Гудкову — а вот при чем. Как-то так получилось, что владеть бизнесом (не заниматься, подчеркнем, а владеть, прямо или аффилированно) стало как-то очень даже принято среди государевых людей, которым позиция дает такую возможность. И депутатам, и чиновникам, и силовикам. И, кстати, прокурорам. Не всем, разумеется, но таких более чем достаточно. Настолько достаточно, что президент дал понять, что зарубежные активы надо бы вернуть на родину. К тем, которые на родине работают (непрямо, разумеется). Так вот, надо как-то быть более последовательным, что ли. Если Генпрокуратура считает это не совсем законным, даже требует снять с депутата неприкосновенность по поводу вопросов к бизнесу, то, видимо, и бизнес своих сотрудников — в случае обнаружения, а то и расследования по поводу — не должен оставаться без аналогичного внимания. Включая и игорный.
