«Поначалу я думала, что делаю фильм о людях, которые вынесены за скобки»

Во вторник на венецианском Лидо в рамках внеконкурсной программы состоялась премьера российского фильма «Антон тут рядом». Над этой документальной драмой о мальчике-аутисте в течение нескольких лет как режиссер работала главный редактор петербургского журнала «Сеанс» Любовь Аркус.  Уже после первого показа стало понятно: «Антон...» из тех картин, чье значение не исчерпывается его художественными достоинствами. Именно благодаря таким картинам слова «социально значимый» обретают свой первоначальный смысл: «важный для общества». Перед отъездом Аркус в Венецию с ней в Петербурге встретилась корреспондент «Известий».  

— Как получилось, что в вашу жизнь вошла эта тема?

— Это простая история. У нас был проект «Кино открытого действия», он был задуман в помощь нашей подруге Лене Грачевой, которая занималась детьми, больными лейкозом.  Проект заключался в производстве роликов социальной рекламы, их должны были делать известные кинематографисты вместе со звездами российского кино. Мы с товарищами стали искать материалы, фактуру для сценариев. И нам приносили разные вещи — какие-то истории, письма родителей, рисунки детей. В том числе папку с сочинениями. Я ее листала и нашла текст, который меня абсолютно поразил. Мне он показался гениальным. Уже потом я поняла, что там через почти равные промежутки повторяются слова «люди терпят, люди не терпят, люди потерпят». И заканчивается текст так «люди конечные, люди летают». Мне показалось, это законченная модель человеческой жизни. А потом я узнала: сочинение написал 14-летний мальчик-аутист. Мы его нашли, и тут выяснилось, что случился ряд событий в его жизни, после которых Антон перестал писать, перестал говорить, ну и в основном лежал на больничной койке.

— А что с ним сейчас?

— Я недавно вернулась от него. Он живет в деревне, в доме, который купила ему съемочная группа. Сейчас с ним все хорошо. Стучу по дереву, потому что это такая история, которая не может решиться раз и навсегда. Потому что за эти четыре года уже не раз все было хорошо, а потом становилось плохо.

— «Антон тут рядом» — как появилось такое название?

— Сначала фильм назывался «Аут», и это был двоякий смысл, потому что, с одной стороны, аутистов называют аутами — это такой профессиональный жаргон у специалистов. А с другой — понятно, что «аут» — это «вон», «вне», то есть это человек, вынесенный за скобки.

Поначалу я думала, что делаю фильм о людях, которые вынесены за скобки. Но за эти четыре года поняла: не хочу этим довольствоваться. Я не хочу к этому присоединяться, потому что на самом деле мы все вынесены за скобки. Я хочу, чтобы Антон не был вынесен за скобки, и я хочу сделать фильм о том, что он не будет вынесен за скобки. А это можно сделать только усилиями любви.

Когда я это поняла, меня перестало удовлетворять название «Аут». На языке Антона фраза «Антон тут рядом» означает «да». То есть, когда его спрашиваешь: «Антон, пойдем гулять?», он отвечает: «Да, Антон тут рядом». Это означает его согласие, что он понял, согласен, слышит.

А с другой стороны, названием «Антон тут рядом» я хочу сказать, что Антон есть в каждом человеке, что Антон рядом с вами, Антон внутри вас. Что Антон — это не бедный мальчик, которого вам надо пожалеть, Антон — это вы и есть. Нас воспитывают социальные институты, другие люди, которые объяснят нам: если мы будем такие, какие мы есть, нам будет не очень хорошо в жизни. Что мы должны улыбаться, когда нам того не хочется, мы должны говорить не совсем то, что думаем, показывать не совсем то, что чувствуем. Чтобы было прилично, удобно, комфортно, по некоей социальной гигиене, общественному договору между всеми нами. Но в каждом человеке есть другой сокровенный человек, и единственная для него ценность — это любовь, и только один страх — ее потерять. Этому другому сокровенному человеку все остальное пофигу — и деньги, и карьера, и ипотека, и поход в гипермаркет, и кредит на машину, и митинги. Антон — это душа на ножках, это человек, у которого больше нет ничего. Общение с Антоном — это дар Божий. Это возможность слышать то, что мы почти разучились.

— Что ждет в нашей стране человека, вынесенного за скобки?   

— Это очень важный вопрос. Поначалу я была уверена, что делаю публицистическое кино об этих людях, об их родителях, о тех, кто с ними работают, и о том, что все они в нашей стране практически вынесены за скобки. У них нет даже диагноза, а потому для них нет детских садов, школ, специалистов, врачей. Их гонят с детских площадок, они — детки в клетке, которые должны до старости жить в доме, ходить из угла в угол и никому не мешать. Если бы я сказала об этом в фильме, люди бы подумали: а чем они лучше детей с синдромом Дауна, чем они лучше пенсионеров или учителей-библиотекарей, которые получают копейки? 

Сейчас мне кажется, что гораздо важнее, если Антон пробьет сердца людей. Не их социальную совесть, потому что нашу социальную совесть атакуют каждый день, она уже из инстинкта сворачивается от всего этого.

Моя же жизнь теперь неразрывно связана с этими людьми, их проблемами. Мы с моими подругами создаем фонд, который последовательно, решительно, ежедневно будет решать эти проблемы. Это можно сделать только на государственном уровне, никакая благотворительность здесь не поможет. Тем более что с каждым днем этих детей рождается все больше и больше — статистика абсолютно угрожающая. Даже в моей личной жизни: у соседки родился ребенок-аутист, у коллеги родился ребенок-аутист, у родственников моего сотрудника родился ребенок-аутист. Есть статистика ЮНЕСКО, которая говорит, что нули прирастают. Такое было в 1980-е годы со СПИДом.

— Почему так происходит?

— Социальная гигиена становится с каждым годом все строже, вся цивилизация направлена на то, чтобы человек усреднялся, прятал поглубже чувства, забывал о том, какой он есть на самом деле. Становился таким, каким он нужен обществу. Я думаю, огромное количество детей-аутистов — прямое следствие. Есть и конкретные вещи: компьютерные игры, визуальная агрессия, обезличенные игрушки, занятые родители, вот эти бабушки-дедушки, которые на выселках. Ребенок — это прежде всего душа, а все заняты тем, чтобы накормить, одеть и развлечь.

Может быть, тогда родители перестанут говорить на детских площадках: «Уведите вашего невоспитанного ребенка». Или: «Почему мой ребенок должен быть в детском саду вот с этим ребенком, он на него плохо влияет!» Может быть, тогда люди не будут возражать, если в школе откроются особые классы. Фильмом я надеюсь смягчить сердца — и не жалостью к Антону, а жалостью к себе.

— Вы ездили в лагерь детей-аутистов «Онега». Что вам это дало?

— Это мир открытых чувств. Я попала туда, где можно было ничего не изображать, видеть вещи такими, какие они есть. Эти дети любят своих родителей гораздо больше, чем нормальные. И эти родители любят своих детей гораздо больше, чем нормальные родители любят нормальных детей. Там все круче, там все выше. Страдания при этом гораздо выше. Жертва — гораздо больше, предательство — гораздо страшнее. Там все по-настоящему. Эти люди живут какой-то оголенной сущностью.  

Я вернулась в этот мир, и мне казалось, что все сделаны из пластмассы. Что все говорят какими-то мультяшными голосами — пластмассовые люди, у которых нет ни цели, ни смысла. И прежде всего я сама себе такой казалась. Мне было очень трудно, мне хотелось обратно на «Онегу», хотя ехать туда мне было очень страшно.