Максим Сушинский: «Локаут закончит мою карьеру»

Максим Сушинский сразу пожаловался, что рукопожатие журналиста было слишком крепким. На тренировке кто-то ударил 38-летнего ветерана по мизинцу. Впрочем, не это накануне старта чемпионата КХЛ оставляет пока одного из ее лучших нападающих, знаменитого Су-33, без команды на взлет.

— Есть ли что-то в жизни интереснее хоккея?

— Наверное, есть. Семья, дети — это всегда был мой приоритет. Хоккей преходящ, а семья всегда будет со мной, по крайней мере, я на это надеюсь.

— Можно ли жить без хоккея, чувствуете голод по игре?

— Еще не почувствовал. Пока тренируюсь, я, вроде как, в хоккее, а вот 6 сентября пойду на матч СКА и там, видимо, почувствую. Потому что все будут играть, а я с трибуны смотреть. И я не знаю, как это будет, что начнется в голове, что будет чувствовать тело. Ведь я еще не начинал сезон вне игры. Тяжело, но люди с этим справляются, потому что всегда приходит такой момент. У кого-то по причине травмы, у других из-за отсутствия предложений. У меня второй случай.

— Специалисты говорят, что тренеры, у которых к началу сезона нет работы, получат шанс где-то в октябре, когда произойдут первые отставки. А вы на какое время надеетесь?

— Мне сначала надо дождаться 15 сентября. Если будет локаут, то это сильно осложнит мое трудоустройство. Если локаута не будет, то, наверное, в то же время, когда станут менять тренеров, клубы будут укреплять и составы.

— Если будет локаут или по иным причинам вы этот сезон пропустите, станете ли пытаться найти себе клуб через год?

— Думаю, что в моем возрасте после пропуска сезона это будет очень тяжело. При всем моем желании и усилиях маловероятно, что, пропустив этот сезон, я продолжу карьеру в следующем.

— Статистика, в каком бы клубе вы ни играли, за вас, почему же вы без команды?

— Статистика, как говорил Борис Петрович Михайлов, — упрямая вещь, но мы с вами не сможем долго об этом говорить, потому что предложений нет. Агент работает, ищет варианты.

— Главным из этих вариантов был Петербург и СКА. Что вы так любите в Петербурге и почему вас так тянет в СКА, с которым вы ничего не выигрывали?

— Разве нужно любить за что-то родной город? За что я люблю маму? Люблю, просто потому, что она мама. Я не могу сказать, что я люблю Канн также, как Петербург, хоть там и погода в сто раз лучше. Я прожил 10 замечательных лет в Омске, которому очень благодарен, с которым у меня были победы. Но и там я скучал по Петербургу, тянуло меня домой. А что касается СКА, который ничего не выигрывал, — то это одна из причин стремиться туда: хочется это поменять. Я верю, что раньше или позже, со мной или без меня, это поменяется. Хочется, чтобы раньше, хочется чтобы со мной.

— Были готовы к отрицательному ответу родного СКА?

— Я не готовился ни к какому ответу. Мне было объявлено, что я игрок первого-второго звена, где мне места предложить не могут, а в третьем-четвертом меня не видят.

— А вы в третье-четвертое пошли бы?

— Я пошел бы в любое, потому что всё в итоге определяется на льду, и если я буду лучшим, то с чего моему звену быть третьим-четвертым? 

— А вы с любым тренером можете работать?

— Конечно, с любым. Главное, чтоб тренер видел меня в составе. Я уже столько тренеров перевидал, что могу играть при любой системе. В верхнем эшелоне нет такой команды, в тактике которой я не смог бы играть.  

— То есть Сушинский — уживчивый хоккеист?

— На 100%.

— А репутация вроде совсем другая, вы это чувствуете?

— Некоторые Сушинского боятся, некоторые уважают, некоторые говорят о Сушинском, не зная его, такое, что мои друзья, слушая это в раздевалке, начинают меня защищать. Но Сушинский на льду и Сушинский вне льда — это два разных человека. В жизни я намного спокойнее.

— Один мой коллега видел вас дерущимся в раздевалке петербургского дворца спорта СКА, разве можно это назвать спокойствием вне льда?

— Это было в начале карьеры. Тогда в раздевалке молодому игроку нельзя было себя вести иначе. Мое поколение, пожалуй, последнее, которое столкнулось с дедовщиной. Она существовала в то время, когда кто-то мог что-то недоделать, косить. Когда хоккей вошел в профессиональное русло, никого из молодых уже не надо было заставлять. Сейчас не нужна дедовщина, сейчас достаточно просто подсказывать. Я это делаю обычно тихо, на ушко, чтоб тренер не слышал.

— Почему так?

— Ну, может, тренер не заметил этой ошибки, зачем же подставлять товарища? Хотя некоторые наоборот делают намеренно громко, такая, можно сказать, борьба за место в составе. Не все тренеры спокойно относятся к тому, что кто-то из игроков рассказывает, как надо играть. Хотя и в некоторых клубах, и в сборной тренеры предлагали мне рисовать для своего звена, допустим, как играть в большинстве, как входить в зону, как встать в ней и так далее.

— Сами тренерскую карьеру начать не планируете?

— Мысли такие есть, но предложений тоже пока не было. По образованию я тренер. Правда, по баскетболу. Что поделать, если в тот момент, когда я поступал, моей специальности в вузе не было. Сначала поработал бы вторым, сразу главным начинать не стоит. Надо еще поучиться. В этом случае начинать хотелось бы в КХЛ. А если спускаться на нижние уровни, то там уже лучше сразу главным, потому что есть у меня определенное видение хоккея, которое следует проверить.

— Ваше видение хоккея — какое оно?

— Я больше доверяю атаке. Но... с хорошей обороной. Сейчас решающие факторы — игра вратарей и желание. Уровень игроков за 10-летие сильно вырос, и если раньше были матчи, которые можно было выиграть без настроя, собравшись в определенном отрезке, то теперь любая команда, даже на последнем месте идущая, недонастроенного лидера может обыграть.

— С кем из тренеров лучше всего работалось, у кого больше всего научились?

— Чему-то я научился у каждого тренера: и у Бориса Михайлова, и у Владимира Голубовича, и Геннадия Цыгурова, и Валерия Белоусова, у Глинки, и даже у Крикунова, с которым нам приписывают конфликт. Не было у меня конфликтов с тренерами. Не стану никого особо выделять, это будет неправильно, и я, конечно, не всех перечислил, но след во мне оставил каждый из тех, с кем довелось работать. Некоторые тренеры оставили сильное впечатление даже за очень короткий отрезок совместной работы — например, Иван Заната тем, как он быстро умел создать в раздевалке эмоциональный подъем, как коротко и емко мог объяснить, почему это плохо, а то — хорошо. Много вынес из работы со Смитом, у которого особый подход к тренировочному процессу, — он предпочитал не рисовать, а сразу показывать.

— А вы как станете работать?

— Показывать буду обязательно, рисовать буду обязательно, говорить буду, тем более, обязательно, потому что немого хоккея не бывает.