В Зальцбурге состоялась дуэль лучших оркестров мира
Главный фестиваль классической музыки близится к финалу и работает практически в круглосуточном режиме. В программе каждого дня здесь теснится столько звездных имен, сколько хватило бы на целый филармонический сезон в приличной европейской столице.
В минувшие выходные дождливый Зальцбург сравнивал мастерство двух культовых оркестров, которые в любых рейтингах неизменно стоят в тройке лучших в мире ― Венского и Берлинского филармонических.
Венские филармоники ― вероятно, из соображений патриотизма — назначены резидентами Зальцбурга и каждый год трудятся здесь почти всё лето на правах хозяев. Известный своим вольным характером, этот мужской коллектив изо дня в день демонстративно меняет дирижеров как перчатки. После мастеров в расцвете лет ― Валерия Гергиева, Мариса Янсонса, Риккардо Мути ― пришел черед знаменитого старца европейской симфонической культуры ― 83-летнего нидерландца Бернарда Хайтинка.
Увы, он не смог «завести» венцев на то, чтобы прожить Девятую симфонию Брукнера по-настоящему. Крайние части оказались слишком тяжелыми глыбами — их Хайтинк показал, но не попытался сдвинуть. Безупречным вышло лишь дьявольское скерцо: звание лучшего оркестра, играющего в размере «три четверти», у Венского филармонического уж точно никто не отнимет.
Берлинские филармоники, приехавшие со своим шефом Саймоном Рэттлом, в очередной раз доказали, что в оркестровой жизни авторитаризм всегда эффективнее, чем демократия. В отличие от венцев, не признающих институт главного дирижера, они хранят верность своему сэру, избранному лидером 10 лет назад. И играют ощутимо лучше: под их руками любые партитуры дышат и движутся, а музыкальная форма предстает цельной и осязаемой.
Именно так было со Вторым фортепианным концертом Брамса, в котором солировал наш
бывший соотечественник Ефим Бронфман. Если вспомнить, что истоки концертного жанра ― в идее соревнования между оркестром и солистом, то здесь оркестр явно вышел победителем. Тщательно выверенная красота оркестрового звука имела неоспоримое преимущество над утопающими в педали пассажами бронфмановского рояля. Финальные точки каждой из четырех частей оказались смазаны: пианист неизменно приходил к финишу на секунду раньше оркестра, и со временем это начало вызывать улыбки в зале.
Не очень ярко на фоне оркестра выглядел и Мюррей Перайя, игравший с Венскими филармониками Четвертый концерт Бетховена. Топ-оркестры, знающие себе цену, вообще склонны к некоторому снобизму. Когда в священном зальцбургском зале раздавалось соло мобильника, скрипачи гневно сверкали глазами в публику. Забавно было видеть, как рядом с гордо стоящими филармониками пианисты с мировой известностью скромно кланялись и не позволяли себе сыграть бис, дабы не задерживать оркестр. Рабская жизнь и творческая неволя оркестрантов, воспетые Феллини в его «Репетиции», остались в прошлом. Теперь это уважаемые и уважающие себя артели высокооплачиваемых мастеров, которые в общении с солистами едва ли склонны преувеличивать «роль личности в истории».
Но и они не всесильны: блестяще и ювелирно сыгранная берлинцами Третья симфония Лютославского не имела ни малейшего успеха. Причина ― в музыке, которую польский классик ХХ века, надо признать, писал явно не в расчете на любовь многотысячных залов. Знаменитая зальцбургская аристократическая тусовка, сверкающая самыми дорогими бриллиантами, в вопросах артистической утонченности оказалась ничуть не более продвинутой, чем любая другая публика. Сэр Саймон Рэттл довел ситуацию до чистого фарса, когда, среагировав на жидковатые аплодисменты и увидев, как дамы в ожерельях потянулись к выходу, решил сыграть на бис один из «Славянских танцев» Дворжака. Надо ли добавлять, что двухминутная пьеса была вознаграждена взрывом оваций.