Ветрено и волны с перехлестом — волны безумия, разумеется. Общественного, конечно, безумия. Ураган феерической «общественной дискуссии» по вопросу о том, этично ли упечь на два года трех красивых девушек за то, что они бесят некоторых, хотя и не всех, православных, — девятый вал, он сильный самый. Грозные барашки усов на волне с профилем Сталина. Волна любви к глаголу «расчехлить»: расчехлили всех. Есть волны и поменьше, но каждая — со своим неповторимым колоритом, который хочется запечатлеть если не для вечности, то хотя бы для удовольствия. Чисто эстетического удовольствия созерцать абсурдное: существует, ибо абсурдно.
Общественная палата с чувством глубокого удовлетворения сообщает о возрождении не то стахановского движения в среде рабочей молодежи, не то броуновского движения по своим коридорам. Юные руководители молодежных организаций обеспокоены престижем рабочих специальностей: хватит пылиться в офисе драном! Труд сделал из обезьяны человека!
Раньше, если верить Шевчуку, мальчики-мажоры ездили на папиных «Волгах», теперь — на «Лексусах», причем своих; но бытие определяет сознание — всё радикально усложнилось и в их головах.
Верят ли они в то, что свободная рука рынка должна идеально отрегулировать экономику, дать всем сестрам по серьгам, оставить овец целыми, а волков — сытыми? Верят, но с оговорками про суверенную демократию.
Верят ли они в то, что растленный Запад ведет священную войну против России с ее особенной духовностью и исторической миссией? Верят, но с оглядкой на толерантность.
Верят ли они в то, что рабочие должны объединиться и присвоить право собственности на средства производства, чтобы остановить эксплуатацию? Нет, в это они не верят.
Не верят, но в одной отдельно взятой голове вместе с адамсмитовской рукой и совиными крылами — босховская картинка, да — уживается и язык развитого социализма: слава труду!
Мальчиков-мажоров обуревает искренняя вера в рабочую идею. Но прежде чем отделить в своей голове мух от котлет, — не время, не время — нужно собрать какой-нибудь комитет, какое-нибудь течение, движение, что ли, не знаю, чтобы Общественная палата выделила денег на какой-нибудь слет, на конференции и круглые столы, а на них уже можно было бы подумать вместе, на что еще Общественная палата может выделить деньги.
Рабочая идея в роли товара на шумной бирже свободно конвертируемых слов — это оскорбляет чувства марксиста не меньше, чем верующих — пляски в храме. Правда, марксист утешается мыслью, что и религия тоже продается на этой бирже, только поприбыльнее будет — ну так ею и занимаются люди посерьезнее.
Альтюссер писал, что новая буржуазия испытывает необходимость переживать факт эксплуатации как свободу своих эксплуатируемых, — тут что-то похожее, хоть и поплоше: всё в стране устроено так, чтобы рабочий больше никогда никому не понадобился, но мы хотим знать, что у рабочих все хорошо.
Выступим на митинге, проведем общественную работу, просветительскую. Можно снять фильмы, передачи, программу сделать какую-нибудь на радио. Повесим по Москве плакаты — это, конечно, прежде всего, — расскажем всем, как хорошо быть токарем и слесарем. Макеты закажем в дизайнерском бюро дочки Сергей Сергеича, она найдет классных моделей — вон хоть Женю взять. Женя? Ну, Иван Иваныча сын, помнишь, он еще для GQ снимался, на «Ауди» такой спортивной ездит.
