«Письмо к Сталину» Захара Прилепина спровоцировало ожидаемую реакцию столичных оппозиционеров в лице видных представителей «креативного класса» Москвы. Разумеется, последовало продолжение — ответ писателя всем своим видным яростным критикам. И знаковое заявление: многие из тех, кто, оказывается, поблагодарил его за эту сатиру на современных российских либералов, «не очень хотели бы заявить о своих чувствах во всеуслышание». Словом, ностальгия по СССР, прежде всего по сталинской его эпохе, — постыдная правда, которую неоппозиционные, но не менее видные писатели, актеры, режиссеры, публицисты предпочитают скрывать от окружающих.
Забавно: и стиль, и лексика «буревестников» демократии и либерализма целиком и полностью вписывается в давно ушедшую атмосферу сталинского террора 1930-х годов. Захар Прилепин и «сифилитик» (В. Шендерович), и «мразь» (И. Иртеньев). А. Кох вызвал на дуэль, а забытая советская звездочка В. Долина по-женски потребовала от общественности побить писателя-сталиниста. Не хватало только знаменитых сталинских «троек» и расстрела Прилепина на месте без суда и следствия. «Вы буквально запугали людей, — в своей стране им страшно сказать то, что они думают», — восклицает Захар. Разумеется, террор — это прежде всего запугивание. И нет никакой разницы — террор московских «демократов» или террор НКВД.
У истории есть чувство юмора: тоталитаризм либеральной оппозиции ничуть не лучше пресловутого сталинского террора. Тиражирование колченогих, однобоких истин транзитологии американского образца ничем не отличается от массового вбивания в головы сталинского «Краткого курса» по мотивам европейского марксизма российского розлива. У борцов с ненавистным коммунистическим режимом не нашлось, и так и не находится никаких иных способов и методов реализации своих программ в национальных масштабах, кроме образцов довоенной эпохи Советской России, начиная от «сотворения» — октябрьской революции 1917 года.
Увы, и распад СССР, подписанный за круглым столом в лесу, и «военный коммунизм» в облике «шоковой терапии», и экспроприация экспроприаторов — приватизация, и гражданская война — резкий скачок в уровне смертности в постсоветской России плюс криминальные сражения 1990-х, и разорение/голод малых городов и сел — советских колхозов, и массовое разрушение не церквей и царских особняков, но советских памятников — все это до боли знакомые черты неповторимого и уникального «коммунистического стиля» решения проблем. И даже нелепая комиссия по десталинизации являет собой паноптикум советских масок и символов, потому что лучшей десталинизации, чем разнузданный застой брежневского постмодернизма, в обществе потребления которого сгинули любые ценности, трудно придумать и трудно вновь организовать в национальных масштабах на 1/6 части суши планеты.
И это уже не трагедии, не фарсы, которыми так любит повторяться история, а нелепая DanseMacabre сгинувших советских стиля и образа жизни, советских настолько, что иногда кажется, что для столичной яростной оппозиции история остановилась навечно. Увы, оппозиция «креативного класса» столицы и крупных городов необратимо застряла где-то на уровне середины 1980-х. Нет нужды напоминать, что весь мир радикально изменился. Москва это давно не Россия, и наоборот — вот простая правда. Но московская элита в лице «видных» своих представителей, прежде всего от оппозиции, так и осталась зажравшимся снобом-«апостолом» под сенью железного занавеса СССР. Она по-прежнему полагает, что «москвич» — знак свыше.
Да, теперь все это вызывает усмешку сожаления, но надо, в конце концов, признать, что современная Москва превратилась в агрессивный реакционный класс, далекий не то что от «креативности», но и от элементарной образованности и здравого смысла. Циничный, развратный, «перекормленный» до крайней степени «ожирения мозга». Не желающий шевелить пальцем или извилиной, чтобы добиться хоть какого-нибудь значимого результата. Для которого Россия и ее необъятные просторы существуют только в двух ипостасях: либо «дойной коровы», либо столичных филиалов «поля чудес» в уездах для провинциальных дураков.
Надо, в конце концов, признать, что Россия — та самая необъятная Россия, во славу которой будто бы борется столичный «креативный класс», о которой он страдает и думает денно и нощно, ненавидит Москву всеми фибрами души во всех ее ипостасях. Без всякого деления на правых и левых, коррупционеров и праведников, высоких или низменных.
В сущности провинциальный жест нижегородца Захара Прилепина — «Письмо к Сталину» — это жест в современную пустоту столичной «интеллектуальной» жизни. Попытка подыграть креативной «пустоте» в ее мнимой значимости для мира современной России. Когда все, что требуется, — это оставить Москву в покое... догнивать вместе с мавзолеями и видными борцами, целующимися на снегу «гельманами» и дешевым искусством, великими свершениями Садового кольца и светскими львицами, похожими на вокзальных кошек. Пустить под нож апостольские иллюзии и столичный нарциссизм, всю убогую «креативность» раз и навсегда.
Мы не перестанем стыдиться своих отцов, если не научимся не стыдиться своих мыслей и своих современников здесь и сейчас. Россия давно закончилась Москвой, и теперь начало ее зарождается далеко от «оппозиционных» разборок и базаров на столичных площадях и проспектах.
