Заочная дискуссия президента РФ Владимира Путина и рок-музыканта Андрея Макаревича, думаю, в ближайшее время получит новое развитие. Президент сделал в своем устном ответе определенный пас Макаревичу. И речь не о втором письме бизнесменам, на которое все преимущественно и обратили внимание. Президент косвенно дал понять Макаревичу и той части бизнес-сообщества, которое, как можно предположить, стоит за его обращением, что ждет от его представителей конкретных предложений, как избавить страну от такого зла, как откаты в особо крупных размерах. Вот что сказал Путин: «А вот как искоренить коррупцию — я думаю, что вряд ли кто-нибудь из тех, кто обращает на это внимание, могут предложить эффективные способы борьбы с коррупцией». Понятно, что ход за Макаревичем и теми группами, кто сделал так много в последние два дня для раскрутки его обращения.
Наверняка пас будет принят и мы услышим что-то конкретное. И можно уже сейчас заранее предположить, что мы услышим.
На самом деле в маленьком письме Макаревича уже содержится очень тонкий намек на то, что он бы, вероятно, мог и хотел предложить президенту. Макаревич пишет, что в среднем более 70% оседает в карманах чиновников, а 30% остается в качестве прибыли или частного дохода. Автор обращения сокрушается, что «одна часть населения с этих откатов и кормится, а другая (значительно большая) боится потерять и оставшиеся 30%». Далее в письме идут такие слова: «На оставшиеся от бюджета 30% мы собираемся крепить оборону, строить дороги, развивать промышленность, медицину и образование и проводить лучшую в мире Олимпиаду».
Однако крепит оборону и образование у нас пока не только бизнес, но в первую очередь само государство, которое облеплено со всех сторон разными частными компаниями, но пока еще сохраняет большую долю в экономике. Мысль Макаревича, мне кажется, состояла в том, чтобы намекнуть на возможное появление в политическом поле радикально правой повестки. Макаревич на самом деле хочет сказать следующее: всё, что делается у нас, реально делает частный бизнес, которому активно мешает государство, отнимая часть прибыли, которая могла бы идти в экономику.
Выйти из этой системы можно одним способом — а именно радикально уменьшить сферу ответственности государства и увеличить долю частного сектора. Речь, понятное дело, идет о приватизации больших секторов всего того, что приходится отстраивать и благоустраивать на те самые 30%. Иным способом победить коррупцию получается что невозможно. Суды в России, как пишет Макаревич, неэффективны, Следственный комитет на всех коррупционеров не натравишь, и так все понимают, что любая номенклатурная должность — это в первую очередь средство распределения среди тем или иным способом подбираемых своих прибыльных заказов, СМИ сами по себе вне связки с судами мало что могут сделать.
Выходит, что есть только один рецепт: приватизация большей части государственных обременений и социальных издержек. Пусть бизнес сам тратится на школы, больницы, ясли, пусть бизнес получит — если не на 100, то на 70% — возможность крепить оборону и готовить страну к Олимпиаде. Пусть у нас появится наконец не «большое», а «маленькое» правительство, а всё остальное будет отдано по мере возможности частной инициативе и личной ответственности.
Если я прав, то в ближайшее время мы получим некую более внятную программу радикального «сокращения государства» со стороны тех, кого у нас принято называть правыми силами. Макаревич как нельзя более подходит на роль выразителя умонастроений этих правых сил, и не только потому, что он поддерживал в прежние годы «Выбор России», СПС, наконец, «Правое дело» и лично Михаила Прохорова.
Лидер «Машины времени» и в советские годы очень, я бы сказал, целенаправленно работал над возникновением в молодежной среде того, что можно было назвать «частнособственническими настроениями». Когда рок даже в СССР воспринимался чем-то левым, демократическим и прогрессивным, Макаревич мечтал о том, как он построит с любимой дом, окружит его мощным забором, посадит на цепь «восемь больших голодных псов», чтобы они не подпускали к дому «врагов и дураков», а напротив дома соорудит скамейку, чтобы тот, кто присел на нее, позавидовал бы его счастью. «Двери покрепче справим», — пел Макаревич, будто возражая не вполне еще отрешившемуся от шестидесятничества Окуджаве с его «Не запирайте вашу дверь, пусть будет дверь открыта».
Путин вполне по возрасту мог не знать имени Шевчука, пик популярности которого пришелся на начало 1990-х, но едва ли он не знает имени Макаревича, властителя дум российской молодежи конца 1970-х. И я не думаю, что социальный идеал «Машины времени» в глубине души чужд ему. Так что если бы такая радикальная платформа была ему предложена, Путин, несмотря на значительное сопротивление бюрократической среды, наверняка к ней бы прислушался.
Может ли наша политика качнуться резко вправо? Теоретически может, но в этом случае, разумеется, становятся туманны перспективы любой серьезной политической реформы. Массовый российский избиратель, конечно, не захочет быть в роли того самого завидующего человека на скамейке, даже в том случае, если ему скажут, что скамейка — это единственное, что чиновник может построить на бюджетные деньги без отката и распила. А значит, опять старая мечта российских либералов — построить рыночный капитализм без политической демократии, по крайней мере европейского типа, снова станет актуальной, объединив многих из тех, кто сейчас вынужденно стоит по разные стороны баррикад.
