Ну что ж, по крайней мере что-то хорошее о следователях СКР мы узнали: у кого-то там как минимум есть чувство юмора. Потому что предложить Алексею Навальному для записи образца голоса читать «Записки из мертвого дома» Достоевского — это замечательная, очень тонкая шутка, важно только понять, в чем соль.
Не в том, разумеется, что «и не таких на каторгу отправляли», если бы только это, было бы не смешно. Смысл в том, что на каторге Достоевский пережил особый духовный опыт и именно на это Навальному и намекают: на встречу с народом, на нравственное преображение.
Четыре года каторги сделали из юного оппозиционера Достоевского реакционера и охранителя, из западника и либерала — почвенника, ярого православного и убежденного консерватора. Об этом преображении под влиянием четырех проведенных с народом лет, собственно, «Записки из мертвого дома» и написаны.
Не мешало бы Навальному лучше узнать русский народ, проникнуться народным духом — намекают следователи, и если отвлечься от двусмысленной ситуации с предъявлением вроде бы уже однажды снятого обвинения, причем именно в тот момент, когда в беспристрастность подчиненных Бастрыкина поверить труднее всего, если от этого отвлечься, повторяю, то совет этот нельзя не признать в высшей степени разумным.
Не то чтобы я, по слову одного из героев Достоевского «знал мою бедную Россию как свои пять пальцев», но недели отпуска я провел в маленьком городке на юге Псковской области, откуда родом моя жена, и вот наблюдение в жанре физиологического очерка. В Псковской области все время работает телевизор. На стол собирают обед: хозяйка колдует над кастрюлями, отец семейства чистит картошку, ребенок носится по кухне, подражая реву мотора, у него гонки, а в телевизоре начинаются новости.
Сначала новости внутренней политики. Госдума проголосовала за закон об обязательном сжигании на костре всех, допустим, филателистов — ребенок носится, дедушка чистит картошку, бабушка опускает в кастрюлю поварешку. Президент посетил приют для бездомных собак, организованный с применением нанотехнологий, — все то же самое, телевизор не более чем фон. Но вот начинаются новости зарубежные, на экране — Сирия. Ребенка строго просят помолчать, картошка откладывается в сторону, поварешка остается в кастрюле — все головы поворачиваются к экрану.
В это трудно поверить, сидя в «Жан-Жаке», но людей куда больше волнует судьба Сирии, чем законы о клевете и иностранных агентах. И неважно, что наши сдадут Асада в любой удобный момент, да, кажется, уже и сдали. Русский человек с его открытой Достоевским всемирностью чувствует себя ответственным за судьбу мира, ему есть дело до всего — до Сирии и Ирана, до Греции и Германии, до бродвейской лампионии и багдадских небес — на этом фоне коррупция и клевета, свобода СМИ и уборка улиц бледнеют.
Плохо ли, хорошо ли, но политиком в России никогда не станет человек, который призывает бороться с коррупцией, и только. Здесь, чтобы тебя услышали и слушали всерьез, нужно предложить проект всемирно-исторической значимости. Такого проекта сейчас, кажется, нет ни у кого, разве что иным удается успешно делать вид, будто что-то такое имеется, но в рассматриваемом аспекте это и неважно. Вот приходишь ты к людям и говоришь «нет воровству». Ну хорошо, говорят тебе, а делать-то что будем? Или, как говорит аптекарь в модном анекдоте, «а брать-то что будете?».
