Наступающие парламентские каникулы прервали необъявленный конкурс парламентских запретительно-карательных инициатив, по своеобразию и глубокому пониманию оптимального соотношения юридического и здравого смыслов имеющих мало аналогов за последние полвека. На днях, например, депутат Мизулина озаботилась трагическими последствиями влияния на нравственность эротической истории одной мороженой курицы — причем спустя два года после самой истории. Видимо, попадание в политический тренд (реальные побудительные причины нам неведомы, поэтому по результату) и есть признак настоящей нравственности. Для которой, разумеется, ни срок давности, ни отсутствие у законов обратной силы значения не имеют. Главное, что в этой туманной области СР удалось найти общий язык с партией власти, с чем мы всех голосовавших за «эсеров» и поздравляем.
Финальным же летним аккордом в этом, боюсь, еще не оконченном состязании стала двойная инициатива сенатора Александра Торшина. Вслед за борьбой за нераспространение стратегических наступательных вооружений законодателям предлагается подумать и о других видах ограничений. Сначала сенатор предложил наказывать за распространение панических слухов в районах чрезвычайных ситуаций и стихийных бедствий. И почти сразу же — за распространение недостоверных слухов на финансовом рынке, которые также вызывают панику. На рынке и, соответственно, у обреченного быть в этой ситуации крайним населения. То есть речь идет от некотором пакете антипанических законов.
Собственно, в любом случае паника — это сильно нехорошо, и спорить тут не о чем. Тем не менее всегда полезно подумать о том, в каких случаях правильная постановка и серьезная (на деле, а не на словах) профилактика проблемы будет существенно снижать (либо полностью предотвращать) ее последствия. В нашем случае полностью предотвратить стихийные бедствия невозможно, но снизить их вероятность и, повторимся, последствия, возможно вполне. Это же касается и рыночных слухов на фоне резкого падения котировок или курсов.
Во время войны для маскировки военных объектов от авиационных налетов часто применялись так называемые ложные цели: фанерные макеты самолетов и танков и т.п. — чтобы ложной целью отвлечь от реальной. Собственно, подобная методология вполне применима и в мирной жизни, в том числе и в сфере коммуникаций: в частности, это вброс и раскрутка какой то второстепенной информации (события) для отвлечения от более важных. В нашем случае, вероятно, стоит говорить об отвлечении от профилактики и предупреждения путем расширения санкций за последствия. Причем, что особенно важно, речь идет о санкциях не против тех, кто по долгу службы должен был отвечать за безопасность, профилактику и информирование, а против тех, кто в условиях сложной ситуации — да, транслирует непроверенную информацию. Любопытно, что аналогия здесь напрашивается и в том, что специальные законы о панических слухах характерны именно для военного времени.
Тут вопрос в том, где взять информацию достоверную. Это и есть подлинная цель, реальный объект, которым стоило бы заняться законодателям и исполнительной власти. Достаточно вспомнить трагедию в Беслане, когда число жертв и число бандитов (живых и убитых) варьировалось до порядка, когда танки то стреляли, то не стреляли и т.д и т.п. То есть, как обычно, героизм военных, спасателей и добровольцев сопровождался не выдерживающей критики информацией, в том числе и о руководящих решениях. Выводы комиссии по расследованию, предоставленные общественности, проясняли не всё, хотя ее председатель — кстати, именно сенатор Александр Торшин — в первых интервью на эту тему обещал, что закрыто будет не более 2–3% материалов. Трудно судить, что вошло в эти проценты, но понять, почему часть боевиков ушла, кто персонально виновен в этом, а также в отсутствии координации силовых структур и прочем, узнать так и не удалось. То есть если (не дай бог) повторится что-то подобное, неясно, помогут ли чем-то выводы комиссии для предотвращения сделанных тогда ошибок.
Паника возникает в отсутствие информации — это ни для кого не новость. Вот бы и подумать, как на законодательном уровне обеспечить гарантированное достоверное информирование населения. И на этом же уровне гарантировать полноту всех мероприятий по безопасности. Да, если требуется, принять отдельный закон, где по пунктам прописываются вид и объем мероприятий и ответственные организации и службы, в том числе по профилактике безопасности. Включающей, кстати, запрет на возведение объектов в природо- и техногенноопасных зонах. И сроки оповещения и информирования, разворачивания спасательных операций и т.п.
Всё это, вероятно, есть в служебных инструкциях МЧС. А должно, видимо, быть общефедеральным законом, либо — дополнением в законе о чрезвычайных ситуациях, поскольку тут задействовано много других ведомств и институтов исполнительной власти. (А в законе о ЧС, в основном, про права, а не обязанности, в том числе местных властей.) И это точно не работа следственных органов.
Что касается рыночных слухов, то здесь бы точно не повредило совершенствование законодательства по защите прав частных вкладчиков, начиная с ограничения права банков включать в договоры некоторые волшебные пункты (набираемые как правило самым мелким шрифтом), например о вольном изменении процентных ставок, или ограничении на объемы проводимых операций, включая выдачу наличных. Если не исключить, то серьезно ограничить и упорядочить.
А так предлагается не столько бороться с причинами катаклизмов, сколько с частными последствиями, вызванными, кстати, как правило, ненадлежащим исполнением официальными структурами своих обязанностей. Может, стоит поискать не только там, где светло.
