Два года назад приказала долго жить премия «Русский Букер». Проводили как дорогого покойника: над гробом старейшей литературной награды написали с десяток сочувственных колонок (хороший, мол, покойник был человек, но больше про него сказать вроде бы и нечего), да еще с сотню незаинтересованных лиц публично погрустили в «Живом журнале» (тогда еще живом). Почему незаинтересованных? Потому что лиц, заинтересованных в существовании премии «Русский Букер», можно пересчитать по пальцам одной увечной руки.
Вручение в прошлом году премии «Букер десятилетия» было в этом контексте воспринято как поминальное застолье. Лучшим романом десятилетия была названа трогательная, милая и на редкость бессмысленная книга довольно известного литературоведа, тоже покойного — а какие, спрашивается, тосты поднимают на поминках?
И вот, публикация на прошлой неделе лонг-листа «Русского Букера» похожа на то, как если бы покойника, всеми уважаемого, несмотря на альцгеймера и паркинсона, что-то невнятно в последние годы жизни бубнившего себе под нос, пересказывавшего одну и ту же столетней давности историю, никому не интересную, но слушали же, или делали вид, что слушали, чтобы не приставал, — так вот, с облегчением похоронили (да как! по первому разряду! одних только речей на три часа!), потом хорошенько помянули, а он возьми да и вылези из могилы: «Расскажу-ка я вам, дорогие мои, один случай…»
Нет-нет, в отличие от записных либералов, я как раз за то, чтобы цвели все цветы. Но то цветы: цветы могут быть красные или белые, оранжевые или даже голубые — какие угодно, пусть цветут, но тех, кто тепл, а не горяч и не холоден, Господь извергнул из уст своих. Мы люди простые, нас просто тошнит.
Проблема премии «Русский Букер» в том, что за ней не стоит и никогда не стояло никакой концепции. Или, если использовать модный англицизм, не ясно, про что она. «Большая книга» — про великодержавность, про традицию, про респектабельность. «Национальный бестселлер» — про литературное хулиганство, про молодость, про левизну. Премия Андрея Белого — про запереться впятером в башне из слоновой кости и поплевывать вниз очистками от семечек (употреблять слова «эксперимент», «развитие языка», «поиск новых приемов»). Про что премия «Русский Букер»? Никто вам не скажет. Ни про что.
«Русский Букер» — премия без концепции, без лица, без характера, без цвета, разве что не без запаха, но цветы так точно не пахнут.
И вот, «Русский Букер» возвращается. Восстает из могилы со списком из 24 лучших романов — не за один год, за два (учитывая прошлый, который был пропущен). Вещи, вышедшие в прошлом году и уже плотно забытые («Загул» Зайончковского, «Легкая голова» Славниковой, «Анархисты» Иличевского). Досадная неудача Захара Прилепина («Черная обезьяна»). Простая графомания (Ахмедова, Былинский). Модная графомания (Быков). Но больше половины — новые произведения писателей, которые написали свои главные вещи 20, 30 и 40 лет назад (Волос, Гордин, Лимонов, Мелихов, оба Поповых и так далее). И это, говорят нам, 24 лучших книжки за два года. Да если бы это было правдой, лавочку «русская литература» на этом можно было закрывать.
По какому-то недоразумению попали в список две пристойные книги — «Немцы» Александра Терехова и «Франсуаза» Сергея Носова, — но понять, почему, по какому принципу — невозможно. В короткий список они точно не попадут, потому что обе были в коротком списке «Национального бестселлера».
Публика недоуменно молчит, точит осиновые колы и лихорадочно чистит чеснок. Упокойте «Русский Букер», тяжко мертвецу среди людей живым и страстным притворяться, да и неприлично в конце концов, тут люди кушают.
